а город как мороженое на солнце, на глазах расплавился и пропал.
А ещё сам дядя Лёня в прошлом году ехал с коровами по нижней дороге от Тургая, которая потом в Кызыл-Кумы уходит. Случайно в левое окно глянул и остолбенел. Машину осадил как коня, она чуть в землю по самые диски не закопалась. Перед ним, метров за пятьсот, стоял поезд на станции. Люди ходили по перрону, носильщики тележки с чемоданами катали, поезд стоял длинный с красным паровозом в голове. Пар из трубы, отблески солнца от окон, за перроном рельсы, стрелка полосатая, черно-белая и семафор с круглым красным стеклом, прикрученным к белой штанге, висел параллельно путям. Таких семафоров лет сорок уже как не выпускают. Сейчас везде электрические, в которых за красными и зелеными стеклами – лампочки. Получается, поезд-то из прошлого века ещё! Ну, дядя Лёня посмотрел издали, ехать туда поостерегся. А рванул вперед, прямо по своей дороге. Через пару километров повернул голову в окно, а поезд как стоял, так и стоит ровно напротив. И люди точно так же ходят, и носильщики те же, семафор на месте, красный паровоз из трубы пар пускает. Солнце от окон разбрызгивается.
Дядя Лёня не останавливается, едет, газу прибавил, скорей побежал. Едет и в окно поглядывает. И ему становится не по себе. Поезд, перрон, семафор, стрелка, люди – всё на месте снова. Но останавливаться не стал больше. Какая-то сила заставила его поехать ещё быстрее. Думал, машину раскурочит на кочках при такой скорости и коровы все из кузова повылетают. А только через десять километров глянул – степь лежит пустая. Беркут парит. Назад оглянулся из кабины – степь ровная, голая, только редкие невысокие деревца саксаула торчат. Он в Бога, как положено советскому человеку, не верил, но всё равно перекрестился для верности и больше не оглядывался. Доехал потом нормально. Ничего больше не попадалось на глаза кроме сусликов да шакалов.
Дядя Валера почесал затылок, пригладил сивый длинный волос назад и тоже, как-то нехотя, припомнил встречу на дороге с ротой солдат в форме, какую в войну носили. Рота шла по степи, впереди сержант с красным маленьким флажком. Метров тоже пятьсот до них было. Глаз у дяди Валеры острый, зрение отличное. Смотрит, у каждого солдата под мышками свертки белые. Кальсоны свежие нательные рубашки и чистые портянки. В баню, значит, рота шла. А до ближайшей бани, в Аральске которая, ещё километров двести.
Он поехал в степь, чтобы поближе к ним, и крикнул: – Мужики, там позади меня четыре машины идут. Если подождать их, то вся рота между коровами спокойно встанет и долетим в баньку за три часика. А так вам ещё пару дней телепаться. А они как шли, так и идут. Даже сержант не повернул головы.
Дядя Валера подумал. Что его не услышали. Ветер дул в обратную сторону. Ну, он тогда обогнал строй и остановился подождать. А их нет и нет. Вышел из кабины, смотрит – пропали солдаты. И пыли никакой, поднимавшейся под сапогами. Тоже нет. Сухо, тихо, гладко, кустики не примяты в степи.