из церкви около 11:30 – у нее было достаточно времени, чтобы вымыть из шланга кроссовки, вернуться в дом, отмыться и собраться с мыслями, но только если она начнет двигаться прямо сейчас! Вместо этого Гретхен сидела и пялилась в лобовое стекло. Нужно было ее подбодрить.
– Гретхен, я знаю, ты перепугалась, но поверь мне – все не так плохо, как кажется. Те чувства, что ты сейчас испытываешь – они не навсегда. Тебе только нужно пойти в дом, отмыться и сделать нормальный вид, иначе родители тебя убьют! – Эбби снова ее обняла и добавила: – «Глаз тигра»!
Гретхен кивнула, скользнув взглядом на коробку передач, затем кивнула снова, более решительно:
– Да… «Глаз тигра».
Затем она открыла дверь плечом, выползла из машины, захлопнула дверь и, спотыкаясь, пошла к двери дома. Эбби надеялась, что Гретхен не забудет снять кроссовки перед тем, как войти.
Гретхен провела всю ночь в лесу, замерзла, устала… Ничего, убеждала себя Эбби, вечером они потусят вместе – возьмут напрокат кино или что-нибудь еще придумают. Все было в полном порядке. Don’t worry, be happy – не волнуйся и будь счастлива.
Оставив Олд-Вилледж в зеркале заднего вида, Эбби снова пересекла Коулмен-Бульвар и направилась по Райфл-Рейндж-Роуд в район, где вам никогда не советовали перекрасить отделку дома. Там, где жила Эбби, за замечание «Ваша отделка чуть пожелтела» могли и застрелить.
Она проехала мимо автозаправки «Кенгуру», напротив которой была окруженная ваннами для птиц лавка, где продавали вареный арахис и украшения для сада; мимо Африканской методистской епископальной церкви Авен-Езера и горы Сион, отмечавшей границы Харборгейт-Шорс – скучного, ничем не выделявшегося района, раскинувшегося на многие километры. После этого пошли дома поменьше, где во дворах, как правило, не было ничего, кроме грязи и прицепов для лодок; потом несколько кирпичных ранчо с микроскопическими верандами, украшенными дешевыми колоннами в псевдоколониальном стиле, потом только мелкие развалюхи, бункеры из шлакоблоков с жестяной крышей и, наконец… дом Эбби.
Это здание, у которого остановилась Эбби, представляло собой печальное зрелище – просевший дом, у которого будто позвоночник сломался, громоздкие кондиционеры в окнах и двор, где росли только сорняки, среди которых, как солдаты в окопах, засели сломанные газонокосилки. У папы Эбби было почти триста газонокосилок, но он никогда ничего не косил.
Входя домой к Гретхен, Эбби будто переступала через герметизированный шлюз космического корабля, где все сверкало стерильной чистотой. Входя домой к себе, она словно толкала разбухшую от влаги дверь глухого деревенского дома, а оказывалась в вонючей пещере. Вдоль стен до сих пор стояли какие-то ящики и картины – прошло четыре года после переезда из Криксайда сюда, в более маленькое жилище, а мама Эбби так и не разобрала вещи.
Мистер Риверз сидел перед включенным телевизором с мюслями в пластиковой тарелке, закинув ноги на исцарапанный кофейный столик. На папе Эбби не было