– да, водки из серебряной фляги, закусили холодной телятиной, луком с яйцами да краюхой хлеба.
– Ты ешь, ешь, – смеялся бородатый – звали его, кстати, Карпом. – Закусывай. И глазьями-то не зыркай – теперь уж не убьем! Коли ты у самого Португальца в дружках. Так ты лоцман, выходит?
– Лоцман, лоцман.
Карп вдруг стал серьезным:
– Тогда у нас, у всего опчества, к тебе предложенье будет.
О как! И у этих тоже – предложение! Никита Петрович хмыкнул в рукав:
– Медью свейской торговать предложите? В обход таможни.
– Не токмо медью, – неожиданно улыбнулся бородатый лиходей. – Медь – как пойдет. Главное, с нашей стороны, чтоб товар обычный, с вашей, тихвинской, ярмарки. Деготь, пенька, поташ.
– Поташ? – тут и Никита расхохотался.
– Да хватит тебе ржать-то, – обиженно протянул Карп. – Да – поташ. Оно ведь кажется, мелочь. Но ежели этой мелочи много да беспошлинно… Сговоримся?
– Подумаю. Ежели отсель не на галеры выйду.
– А и на галеры, так что с того? – бородач хмыкнул и махнул рукой сотрапезникам – чтоб дали флягу. Те, хоть и побитые лоцманом, особой вражды нынче не проявляли… хотя и радушия – тоже.
– Главное, чтоб живым, – сделав долгий глоток, вполне справедливо заметил разбойник. – На галерах-то в шиурме, знаешь ли, тоже люди. И в профосах-палачах – люди же. Сбежать, поди, можно. Лишь бы не казнили тебя, мил человек.
– А что, могут? – молодой человек невольно напрягся. – Я ж никого не убил!
– И что с того, что не убил? Тут уж как судья. Как кости лягут… Кто у тебя судья-то?
– Не ведаю точно, – Бутурлин почесал затылок. – Какой-то Линдберг.
– Карл Линдберг?! – прощелыги разом переглянулись.
Карп покачал головой:
– Тогда, верно, зазря мы с тобою сговариваемся. Законник Карл может и в петлю. Запросто!
– Какой-какой Карл?
– Законник, – спокойно пояснил второй игрок – Лазебя. – Прозвище у него такое. За то, что не договоришься. Никак. Хотя… иногда и там – как кости выпадут. Вообще, он педант – есть такое шведское слово. Вдовец. Любит свою дочку, а больше – никого.
За разговорами не заметили, как за решетчатым оконцем под самым потолком поплыли зыбкие вечерние тени. Все ж август, хоть еще и тепло, а белые ночи закончились, темнело быстро.
Никита чувствовал, как веки его тяжелеют, слипаются, да и вообще – вдруг сильно захотелось спать. Наверное, от выпитого… а может, в водку-то и подсыпали что? С этих-то лиходеев станется! Хорошо бы и не спать вовсе, не смыкать бы глаз – да как выдержать-то? Хотя можно и по-другому: сделать вид, что спишь, а как подберется кто – так промеж глаз кулаком и ахнуть! С другой стороны, вроде как и некому подбираться-то. Самые лиходеи – теперь друзья. Такие друзья, что никаких врагов не надобно. Что же…
– Покойной ночки, сотоварищи дорогие.
– И тебе сладких снов, Никита Петрович!
Ишь ты – «сладких слов»! Вот ведь прощелыги… Неужто и впрямь так старого португальца боятся? А что