это… мне б за иголками-нитками сходить.
– Так сходи! Только давай того, побыстрее.
– Да я, батюшка, мигом!
Повернулась, умчалась девка. Ударила по плечам коса.
Покусав губы, Бутурлин в который раз уже взглянул на шубу. Эх, дырки, дырки… Ну, ежели эта мастерица зашьет… А вот, кабы не дырки, кабы новая? Сколько б тогда потянула сия шубейка? Лисий мех, тафта с узорочьем… Рубля четыре – точно! Рейтарское жалованье за целый год. Хм… ну, пусть не четыре – пусть рубля три, два… Не рейтарское жалованье – стрелецкое. Эх, был бы простолюдином – записался б в рядовые стрельцы! А что? Чего плохого-то? В командиры-то не возьмут, хоть и дворянин – там тоже все должности по наследству. А вот в рядовых бы… Представить только – конь, оружие, кафтан – из казны! Еще и жалованье, и еще три рубля – на постройку избы. В слободе под оную место выделяли. Да еще промыслами всякими можно заниматься. Не жизнь – сказка. Служи себе, да в ус не дуй! Тут же… Коня себе и дворовым – сам купи, оружие, экипировку – тоже. А конь, как ни крути – пятнадцать рублей стоит. И пищаль – мушкет – десятка! Это ж откуда такие деньги взять? Жалованья, между прочим, пять рублей в год положено… да давненько уже его не видали! Хоть беги в Разрядный приказ – жалуйся. На самих же ярыжек дьяков! Скорей бы уж поверстали на какую-нибудь войну… уж тогда точно жалованье бы выплатили, да еще и трофеи. Уж тогда разжились бы, ага…
За дверью послышались чьи-то шаги…
– Кто там еще? Ты, Ленька?
– То, батюшка, я – Серафима. С нитками пришла.
– А! Заходи, заходи. Вот те шуба…
Усадив холопку на лавку, Никита Петрович подтянул чулки и, звеня пряжками модных немецких башмаков, спустился во двор – поглядеть, чем там заняты слуги. Прошел мимо пилевни и гумна, к амбару. Сквозь неприкрытую дверь послышались голоса…
– Не, Семен, рогатину – никак нельзя. И саадак – тоже. Лук да стрелы где таскать будем? Чем воевать?
– Дак, может, и не призовет господина нашего государь.
– Может, и не призовет. А вдруг – призовет? Тогда что?
Войдя, Бутурлин оперся на дверной косяк, ухмыльнулся:
– Вот что, парни, оружие продавать не будем.
– Так я же и говорю, милостивец! – радостно обернулся Ленька. – С дубиной этой вот, стоеросовой, спорю.
– Сам ты дубина!
– А ну – цыц! – помещик быстро прекратил перепалку. – Коли силушки дурной много, так живо велю высечь.
– Помилуй Бог, батюшка!
– Вот что, парни! – потянулся в дверях Никита Петрович. – Ты, Семен, давай, тут с оружием разберись. Где что почистить, подправить надо – почисть и поправь.
– Слушаю, господин.
– А ты, Ленька, лошадку оседлай, напои и будь наготове. Скоро поскачешь.
– К хомякинским, господине?
– К ним. Да, на озерко наше заедь. Погляди, как там.
Небольшое безымянное озерко, лежащее в лесу, на полпути между усадьбами Хомякина и Бутурлина, каждый из этих уважаемых господ считал своим еще с древних новгородских времен. По писцовым книгам, впрочем, в вопросе о принадлежности