тетка, и живет она в Иллинойсе. Согласитесь, если вас в честь тети нарекли Рокметеллером – что само по себе уже, по-моему, требует денежной компенсации – и вы у нее единственный племянник, можно уже ни о чем не беспокоиться. Рокки говорил мне, что когда получит наследство, то вовсе покончит с сочинительством, разве что черкнет иной раз пару-тройку строф, обращенных, скажем, к юноше, перед которым открыт весь мир, и содержащих какой-нибудь весьма ценный совет, как то: неплохо, мол, раскурить трубку и сидеть попыхивать, задрав ноги на каминную решетку.
Вот этот самый Рокки ворвался ко мне на рассвете и ткнул меня под дых.
– Берти, ты только прочти! – бормочет, а у самого губы трясутся.
И размахивает чем-то у меня под носом, то ли письмом, то ли еще какой-то дрянью.
– Проснись и прочти!
А я не могу читать, пока не выпью чаю и не выкурю сигарету. Я протянул руку и позвонил.
Вошел Дживс, свеженький, как майское утро.
Ума не приложу, как это ему удается.
– Чаю, Дживс!
– Слушаю, сэр.
А Рокки опять суется ко мне со своим дурацким письмом.
– Что это? – спрашиваю его. – В чем дело, черт побери?
– Читай!
– Не могу. Еще чаю не пил.
– Ладно, тогда слушай.
– От кого письмо?
– От тети.
В эту минуту я снова задремал. Просыпаюсь, а Рокки как раз спрашивает:
– Что же мне теперь делать?
Тут подобно потоку, тихо струящемуся по мшистому руслу, в комнату вплыл Дживс с подносом в руках, и я сообразил, как мне выкрутиться.
– Рокки, старина, – говорю я, – прочти, пожалуйста, еще раз. Пусть Дживс тоже послушает. Тетушка мистера Тодда прислала ему весьма странное письмо, Дживс, и мы хотим с вами посоветоваться.
– Слушаю, сэр.
Дживс, весь олицетворенная преданность, замер посреди комнаты. Рокки начал читать:
«Дорогой Рокметеллер, я долго все обдумывала и пришла к заключению, что очень безрассудно с моей стороны так долго откладывать то, на что я уже решилась».
– Что скажете, Дживс?
– Мне кажется, пока немного туманно, сэр, но, безусловно, многое прояснится, если мы продолжим чтение документа.
– Читай дальше, дружище, – говорю я Рокки, дожевывая бутерброд.
«Ты знаешь, как я всегда страстно мечтала о том, чтобы поехать в Нью-Йорк и своими глазами увидеть восхитительную жизнь, полную радости и наслаждений, о которой так много читала. Боюсь, теперь уже невозможно осуществить эту мечту. Я слишком стара и слишком слаба. У меня уже нет сил».
– Грустно, Дживс, а?
– В высшей степени, сэр.
– Грустно! Как бы не так! – вставил Рокки. – Да ей просто лень. Я к ней ездил на Рождество, она здорова как лошадь. Ее доктор говорит, на ней можно воду возить. Но сама она талдычит, что безнадежно больна. Ну и, понятное дело, он вынужден ей поддакивать. Внушила себе, что поездка в Нью-Йорк ее убьет, поэтому она с места не двинется, хотя приехать сюда – ее заветная мечта.
– Как тот малый,