затем – всё. Гарвард порывал с молодым ученым. Пинкус считал, что его вышвыривают за то, что он слишком много говорил о своей работе, особенно с прессой, и потому, что его открытия многих напугали. Несомненно, что уже изгнание Крозье после прихода Конанта не предвещало ничего хорошего. Пинкус задавался вопросом, не сыграла ли роль и его религиозная принадлежность. Другим фактором могла быть его поспешность при публикации результатов, поскольку другие ученые не могли воспроизвести эксперименты, проведенные им. Наверняка имел значение и тот простой факт, что он имел дело с вопросами пола.
Пинкусу было тридцать четыре, и он уже опубликовал потрясшую основы книгу и несколько заметных исследований. Он был на пороге блестящей карьеры ученого и преподавателя в одном из богатейших и престижнейших университетов мира. И в одну секунду все это исчезло. Может быть, Пинкус пал жертвой узколобости и антисемитизма – но и своего раздувшегося эго тоже.
Он пытался выкарабкаться. Он подавал заявления на работу и не получал ответов. Он организовал встречу с Альбертом Эйнштейном. Он попросил помощи у богатых и влиятельных родственников. Но он так и не нашел другого института, готового взять его на работу.
Пинкус обратился к своему бывшему однокурснику, Хадсону Хоагленду, оставившему Гарвард для работы в Университете Кларка в Вустере, штат Массачусетс, где он руководил отделением биологии из трех человек. Хоагленд был высок, худ и лыс, с точеным подбородком, носил круглые очки. Как и Пинкус, Хоагленд повсюду видел научные загадки и чувствовал, что разгадывать их – его призвание. Как-то раз, когда у его жены поднялась температура, Хоагленд поехал в аптеку купить ей аспирин. Вернулся он быстро, но его обычно рассудительная жена зло пожаловалась, что его только за смертью посылать. Хоагленд заинтересовался, не нарушил ли жар ее внутренние часы, так что он померил ей температуру, спросил, какой промежуток времени она воспринимает как минуту, дал ей аспирин и продолжал записывать ее оценки длительности минуты, пока жар падал. Когда температура нормализовалась, он построил на логарифмической бумаге график зависимости этих оценок от температуры – зависимость оказалась линейная. Позже он экспериментально исследовал этот вопрос у себя в лаборатории, искусственно повышая и понижая температуру испытуемых, пока не убедился, что был прав: высокая температура тела заставляет внутренние часы идти быстрее. Жена ворчала вполне оправданно.
Университет Кларка не такой престижный, как Гарвард, был тем не менее известен как одно из лучших высших учебных заведений страны, поэтому в тысяча девятьсот девятом году, к двадцатой годовщине со дня основания, туда позвали читать лекции Фрейда и Юнга. К тому же Хоагленд считал, что Пинкусу в Вустере будет хорошо. «Зная его талант, – писал Хоагленд в неопубликованных мемуарах, – я был возмущен, что его не перевыбрали и не повысили в Гарварде, и был убежден, справедливо или нет, что причиной этому стала академическая политика: