с «планеты, объявленной зоной бедствия». Наверное, для авалонцев эта квартира считалась маленькой и бедной, но мне очень нравилась. Там было четыре комнаты, и кухня, и большая застекленная лоджия, откуда видны лес и озеро – говорят, летом жители Порт-Ланца любят устраивать там пикники. Сейчас озеро застывшее, покрытое тонким серебристым ледком. Ночью на нем отражается лунный свет.
На восьмой этаж я поднялся на лифте, хотя иногда просто бегал по лестнице – вместо физкультуры. Отпер дверь и тихонько вошел в прихожую.
В гостиной бормотал телевизор. Я прислушался:
– Это страж-киборг, Даймор!
– Прикрой меня!
Затрещал плазменный бластер, судя по характерным выхлопам хладагента – армейская «Пума» в режиме сплошного разряда. Я выждал три секунды, но у «Пумы» почему-то и не думал кончаться боезапас. Тогда я выждал еще пять секунд, но хладагент тоже не кончался, и ствол у бластера даже не собирался расплавиться. А у нас в лаборатории, на испытательном стенде, больше десяти секунд не выдерживал ни один ствол.
Я скинул ботинки, снял куртку и прошел в холл.
Лион сидел в кресле и смотрел в экран.
– Привет, Лион, – сказал я.
– Привет, Тиккирей, – откликнулся он, не отводя глаз от экрана. Там прыгали человеческие фигуры в тяжелой броне – в которой не очень-то и попрыгаешь, обстреливая здоровенного паука, хищно щелкающего жвалами. Из паука во все стороны летели ошметки мяса и железяки, но он и не думал помирать.
Я сел на подлокотник кресла и посмотрел на Лиона.
Мой друг внимательно смотрел в экран.
– Ты хочешь в туалет? – спросил я.
– Да, – подумав, согласился он.
– Сходи, Лион. Сейчас встань, сходи в туалет и сделай все, что нужно.
– Спасибо, Тиккирей.
Лион встал и вышел. Совсем как нормальный человек.
Не смогли мы со Стасем его спасти. По-настоящему спасти. Подключение в поток все-таки перебило ту программу, которую запустил в Лионе Иней. Но волю он потерял. Стал примерно как Кеол из экипажа «Клязьмы», может, даже еще хуже. Ему все надо напоминать – не потому, что Лион забывает умыться или поесть, а потому, что не видит смысла в таких поступках. Не хочется ему ничего.
А самое ужасное, что он все понимает. И где-то там, в глубине души, мучается из-за случившегося.
Лион вернулся, снова сел в кресло. Будто меня и нет в комнате. Единственное, что он по-прежнему любил делать, к чему его тянуло будто магнитом, – это смотреть телевизор. С расчетными модулями тоже так бывает…
– Ты пообедал, Лион? – спросил я зачем-то.
– Да.
Я соскочил с подлокотника, заглянул ему в глаза. Словно он мог соврать.
– Правда? Ты поел, честно? Ты хотел есть?
– Честно поел, – ответил Лион. – Хотел.
Неужели так быстро?
Мне все говорили, что рано или поздно Лион восстановится, станет как прежде. Что мозг, особенно детский, очень гибкая система и воля возвращается. Вначале в самых простых потребностях, «витальных», как выразился