Михайлов как? – спросил отец.
– Егор Михайлов? – ответил дядя Серафим, отодвигая допитый стакан. – Егор – крепкий человек, да что-то про него много неладного болтают.
– Что болтают?
– Вот, к примеру, говорят, что когда он два года в отлучке был, то будто его откуда-то прогнали за плохие дела. Будто бы чуть под суд не отдали. То ли у него с деньгами что-то неладное вышло, то ли еще как.
– Зря болтают, – уверенно возразил Васькин отец.
– Надо бы думать, что зря. А еще болтают, – тут дядя Серафим покосился на Васькину мать и на Ваську, – будто бы в городе у него эта самая есть… ну, невеста, что ли, – добавил он после некоторой заминки.
– Ну и что же, что невеста? Пускай женится. Он вдовый. Пашке да Машке мать будет.
– Городская, – с усмешкой пояснил дядя Серафим. – Барышня там или еще как. Ей богатого нужно, а у него какое жалованье?.. Ну, я пойду, – сказал дядя Серафим, поднимаясь. – Спасибо за угощение.
– Может быть, ночевать останешься? – предложили ему. – А то, гляди, темень какая. По проселку идти придется. Тропкой-то в лесу еще заплутаешься.
– Не заплутаю, – отозвался дядя Серафим. – По этой тропке в двадцатом с партизанами ух сколько было исхожено!
Он нахлобучил потрепанную соломенную шляпу с большими обвислыми полями и, заглянув в окно, добавил:
– Эк, звезд сколько повысыпало, да и луна скоро взойдет – светло будет!
Ночи были еще прохладные, но Васька, забрав старое ватное одеяло да остатки овчинного тулупа, перебрался спать на сеновал.
Еще с вечера он условился с Петькой, что тот разбудит его пораньше и они пойдут ловить на червяка плотву.
Но, когда проснулся, было уже поздно – часов девять, а Петьки не было.
Очевидно, Петька и сам проспал.
Васька позавтракал жареной картошкой с луком, сунул в карман кусок хлеба, посыпанный сахарным песком, и побежал к Петьке, собираясь выругать его сонулей и лодырем.
Однако дома Петьки не было. Васька зашел в дровяной сарай – удилища были здесь. Но Ваську очень удивило то, что они не стояли в углу, на месте, а, точно наспех брошенные кое-как, валялись посреди сарая. Тогда Васька вышел на улицу, чтобы расспросить у маленьких ребятишек, не видали ли они Петьку. На улице он встретил только одного четырехлетнего Павлика Припрыгина, который упорно пытался сесть верхом на большую рыжую собаку. Но едва только он с пыхтеньем и сопеньем поднимал ноги, чтобы оседлать ее, Кудлаха перевертывалась и, лежа кверху брюхом, лениво помахивая хвостом, отталкивала Павлика своими широкими, неуклюжими лапами.
Павлик Припрыгин сказал, что Петьки он не видал, и попросил у Васьки помочь ему взобраться на Кудлаху.
Но Ваське было не до того. Раздумывая, куда бы это мог пропасть Петька, он пошел дальше и вскоре натолкнулся на Ивана Михайловича, читавшего, сидя на завалинке, газету.
Иван Михайлович Петьку не видал тоже. Васька огорчился и сел рядом.
– Про что это ты, Иван Михайлович, читаешь? – спросил