дурёха. Ну что на тебя опять нашло? Понимаю, сколько тебе пришлось пережить, но это война, милая. Понимаешь, война, и надо, стиснув зубы, привыкать, – с пробудившимися отцовскими чувствами продолжал успокаивать Лидочку Егор, обнимая и гладя её по спине.
Девушка молча выскользнула из его объятий и встала. Она взяла в свои руки голову Егора и развернула в сторону праздничной деревенской площади. Егор подчинился её действиям и стал всматриваться в ночную даль. Постепенно он различил силуэт виселицы в центре площади и нескольких людей, повешенных на ней.
Егор окаменел, продолжая стоять на коленях с вывернутой шеей. Затем он повернулся к Николаю и показал рукой в сторону виселицы.
– Вижу, командир, вижу, – дрожащим голосом произнёс Петренко.
– Кто там, Лидочка? – хрипло произнёс Егор.
– Там мои подруги, в том числе и Нюша, и мой дедушка Никифор Ксенофонтович. Вы его видели, когда заходили к нам, – уже спокойным и каким-то убийственно серьёзным, не детским голосом произнесла Лидочка.
– Помним, помним, родная, – тихо и всё так же хрипло произнёс Егор.
Затем он медленно встал с колен и вновь обнял босую и растрёпанную девушку в оборванной одежде с отуманенным и обезумевшим взглядом, боясь за её психическое состояние.
– Так, милая, никому мы тебя теперь не отдадим, и даже тётке, хотя ты всю жизнь на неё должна молиться. Какой ценой она спасла тебя, не выдав никому. А сейчас ты должна успокоиться, и мы пойдём в эту, ну как её… Малоросьяновку. А там видно будет.
Он ещё продолжительное время стоял так, обнимая Лидочку, склонив голову на её плечо и ощущая неведомое ещё чувство от близости девушки.
– Товарищ лейтенант, её плач могли услышать, и сейчас могут прийти сюда. Нужно уходить, – нарушив молчание, проговорил Петренко.
– Что ты, Николай? О чём ты говоришь? Да для этих псов-живодёров женский вопль как бальзам на душу, как сладкое вино на пиру стервятников.
Отстранив Лидочку, Егор подошёл к Петренко и попросил побыть рядом с девушкой. Затем молча развязал пленному руки и повёл его к виселице. Немца трясло. Не оборачиваясь, шёл он к месту казни, приготовившись к собственной.
Подойдя к страшному месту, лейтенант Красной Армии Егор Кузьмин резко развернул фашиста и с остервенением плюнул ему в лицо. Затем так же резко развернул и ногой пнул в спину. Тот, выгнувшись, то ли пробежал, то ли пролетел несколько метров и упал в грязь. А Егор, не оборачиваясь и не говоря ни слова, вернулся к своим.
Бывший пленный встал и медленно побрёл в темноту, затем присел на какой-то предмет и обхватил голову руками.
– Товарищ лейтенант, зачем вы его отпустили? – недоверчиво произнёс Николай.
– А что, надо уподобиться этим зверям и убивать пленных и безоружных? Нет, Петренко, здесь у этой виселицы я поклянусь, что, если бог милует, и меня в скором времени не убьют, я… я… – голос его сорвался и перешёл в надрывное хрипение: – Я за каждую эту девочку и старика уничтожу по сотне этих гадов. Коля, ты можешь себе представить, что это за люди? Повесить