толстыми ежиками движутся тепло одетые женщины с хозяйственными сумками. Они занимаются своим хозяйством. Они идут за селедкой или за докторской колбасой. Они живут полноценной советской жизнью.
41
Киев. Июль 2015 года. Пятница.
– Веснушки вам к лицу, – произносит, едва заметно улыбаясь, Майя Владимировна.
– Извините, – говорю я. – Мне трудно с вами говорить на «вы». Давайте я буду с вами на «ты», ну а вы – уж как получится!
На ее лице – мгновенная растерянность. Но в руки она себя берет быстро. Кивает в знак согласия.
На ней легкое синее платье с множеством мелких бледно-желтых цветочков. Талия стянута пояском. Туфли на каблучках тоже синие. И бабочка-заколка с синей эмалью в аккуратно собранных каштановых волосах. Косметики на лице не видно.
«Если сомневаешься в своем вкусе – одевай все одного цвета!» – учила меня мать, помогая приодеться на первое «взрослое» свидание. Свидание действительно оказалось странным. Она, я уже забыл ее имя, не пришла, но прислала младшего брата со своей подписанной фотографией. «Запомни меня такой! Сегодня утром из армии вернулся мой жених. Целую».
Я хочу что-то сказать – мне надоел ее прищуренный взгляд, изучающий мою одежду. Хочу сказать, но что-то мешает мне. Мне трудно говорить ей «ты».
– А у вашего покойного мужа были веснушки? – вдруг спрашиваю я. И внутри, в душе, противно от того, что она меня победила.
– Знаешь, – легко и широко усмехается она, – были, но чуть-чуть. Только если присмотреться.
Наконец появляется прислуга с подносом. На столик под окном в гостиной, за которым мы сидим в темно-зеленых кожаных креслах, опускается кофейный серебряный сервизик. Женщина в белом фартуке поверх коричневого платья наливает в чашечки кофе. Чашечки из тонкого фарфора. Из серебра только кофейник, сливочник, сахарница и ложечки.
Глоток кофе возвращает мне самоуверенность, поколебленную этой дамой.
– Тебе сколько сахара? – спрашиваю я, беря из рук прислуги сахарницу и ложку.
– Я без.
– Так чем я могу быть тебе полезным? – Я смотрю на нее в упор и размешиваю сахар в своей чашке.
– Мне? – Она удивляется. – Нет, вы мне бесполезны. Я здесь только ради сердца Игоря.
Она опускает взгляд на мою грудь. Мне опять неловко.
– Николай Львович говорил, что он подписал какой-то контракт по поводу сердца.
– А разве он вам его не показывал?
– Нет.
Майя Владимировна кивает так, будто она что-то поняла. Наверное, действительно поняла. Как минимум – мое поведение.
– У меня есть копия, – говорит она. – Я могу принести.
– Не надо. – Я смотрю на напольные часы. – Мне через пять минут идти.
– Вам бы стоило его прочитать. – Лицо Майи Владимировны выражает сожаление.
42
Киев. Февраль 1985 года. Вечер.
Скучный и безлюдный Андреевский спуск. Черт меня дернул пойти по нему