А так он жег костер, курил, пил охоту. Вокруг летняя зелень в закате. И не с кем разделить все это. Годики к тридцати ближе, и хочется уже борща, разговоров перед сном и улыбок спросонья. Костер пожирает сырую березу, овевая дымом и отгоняя комаров от пацана в шортах.
Больше пяти лет прошло с момента, когда кричал на коленях, взывая ко всем святым. Взывая к тем, кто помогает… Но только не ему. Кому-то другому, но не ему. И Бог. Тоже… Кому-то другому, только не ему. А хотелось бы до глупости простого – не думать о деньгах, воспитывая пару пацанов рядом с любимой женщиной. Около озера, рядом с горной речкой. Наверное, все святые заняты какими-то более важными и глобальными делами. Да и на них он уже не сетовал, отчаявшись во всем абсолютно…
Она не была плохой, просто он не тот, кто ей нужен. Вот и все. Не тот козёл, что ей нужен. Нужен другой, с чем-то таким, чего нет у Жени. Может, харизма или крепкий мужской характер, кто теперь разберет…
Уголь в костре алым вторил закату. Тот, в свою очередь, дразнил горящего, рассыпаясь алым по зеленому вокруг горной речки. То, что рвалось вокруг сердца и тянуло к земле, резко ударило в голову.
Женя встал и, пошатываясь, поплелся к мосту через реку.
Когда мост советской постройки реставрировали, поребрик скинули в воду. Арматура, поломанный бетон был сброшен в реку. Ударившись о плавунцы, принесенные сильным течением и скопившиеся у мостовых колон, бетонный поручень рассыпался, обнажив несколько арматур. Некоторые из них загнулись, ударившись о бревна.
Жене казалось, что все закончится, все безуспешные поиски, все неоправданные надежды, все должно пойти прахом…
Мама молодая… Еще и обезьянка на руках. Песенки в траве на огороде у бабушки. Дед с гитарой. Наташа, первая любовь. Сессия в институте. Рэд Лейбл, паста и та, что обещала родить сына. Армия. Картинки, картинки мелькали в голове, пока Женя летел вниз с автомобильного моста прямо на скинутый когда-то рабочими в воду поребрик.
Конец…
Ледяная горная вода алым переливается на камнях по мелководью чуть ниже Жени, глупо повисшего на загнутой арматуре поребрика…
Мама, папа, бабушка, дедушка, Святые, друзья… Хоть кто-нибудь! Телефон вымок и не звонит. С психом, через боль бросил его в воду. Не дозвониться. Автомобили и водители в них катят куда-то по своим делам. Была бы арматура чуть кривее, задела бы сердце или дыра в животе была бы чуть больше, кровь с водой вышла бы быстрее… Чтобы умереть, тоже надо везение…
О них… О ней… О первой… Последней… Да нет же, и даже не о вечно занятых Святых и Боге… Мама…Мама… Прости меня… Я, глупый, умру скоро на этой арматуре… мама. Прости меня…
Я буду любить тебя вечно.
Ян стоял посреди кухни. Кухня как кухня, ничего необычного, такие почти в каждой квартире, почти каждой панельной пятиэтажки. Сгорбившись, будто под тяжестью он медленно, поворачивая при этом и шею, и половину туловища озирается по сторонам. Будто это вовсе не его кухня, и гарнитур не его. И будто у знакомых не такие же гарнитуры,