спросила она у Шанар, свирепо глядя на Зейла. – Ты сказала мне, что мы нужны для спасения Санктуария от зла, и ты знаешь, что я буду биться до последней капли крови. Но я не подписывалась на то, что в нашей команде будет кто-то вроде него.
Варвары были суеверным, глубоко религиозным народом, слепо преданным своему делу – защите камня мироздания. После того, как гора Арреат была разрушена, а камень – потерян навсегда, большая часть варваров стала искать причины ввязаться в любой конфликт, стремясь заполнить пустоту в сердце. Лишенные возможности упокоить истинных воинов на склонах их любимой горы, они превратились в странников, и смерть больше не была для них тем интимным таинством, которое они стремились понять.
– О, пожалуйста, я не причиню тебе вреда, – сказал Зейл. – Я здесь с той же целью, что и ты – сразиться с тьмой и восстановить Равновесие.
– Тьфу! – женщина сплюнула на землю. – Только посмей плести свои темные чары вокруг меня – сразу узнаешь вкус моего топора. Я спрошу тебя снова, некромант: что ты делаешь в Тристраме?
– Охотится на варваров, – сказал Гумберт из сумки Зейла. – Еще вопросы?
Варвар замахнулась своим оружием, держа его обеими руками прямо перед собой.
– Кто это сказал? – произнесла она, яростно крутя головой во все стороны. – Покажись!
Зейл вздохнул. Он попытался выдавить легкую улыбку – скорее для того, чтобы успокоить варвара, а не из дружелюбия. Но улыбаться было ему не свойственно, и судя по ее реакции, улыбка вышла скорее похожей на оскал. Он сожалел о попытке Гумберта пошутить и не испытывал особого удовольствия от того, что остальные чувствовали себя неловко, однако пока не был готов открыться перед ними. Эта случайная встреча казалась исключительной удачей. Зейл был уверен, что вскоре станет известно куда больше, а до тех пор он станет хранить молчание.
Словно в ответ на его мысли, в темноте вспыхнул яркий свет, явив очертания остатков собора с другой стороны. В этот момент Равновесие пошатнулось; Зейл почувствовал дрожь во всем теле и пробормотал проклятие, услышанное от Гумберта, который был куда более восприимчив к подобным переменам, нежели смертный. Это означало присутствие чего-то не из их мира – чего-то могущественного, что находилось в союзе с Небесами или Преисподней и угрожало естественному Равновесию между светом и тьмой.
Кто или что это было, он сказать не мог, но чувствовал, что скоро все прояснится.
Монах повел отряд обратно к холму. Они добрались до вершины, когда свет уже начал гаснуть, огибая развалины собора и направляясь к кладбищу на другой стороне. Камни криво лежали по всем сторонам, отметины на них стерлись до слабых линий неясных очертаний. Глаза каждого странника были устремлены туда, где должен был находиться вход на кладбище.
Колонна из свежего белого камня, высотой в два человеческих роста, возвышалась над землей. Идеально вырезанный монумент, квадратного сечения с пирамидальной вершиной, на которой был выгравирован символ – тот же знак, что красовался на сумках мужчин.
Знак