было два. На одном я сидела в кресле и ела виноград, отщипывая от кисти по ягодке, и было понятно, что мне очень вкусно. А второй был даже не портрет. На картине был солнечный теплый день, и под деревом на мягкой траве, застланной легким покрывалом, спала девушка. Золотистые волосы разбросаны легким ветерком длинными вьющимися прядями по траве, нежное лицо, чуть заметный румянец, четкие дуги бровей, тень на щеках от пушистых ресниц, она улыбалась во сне: наверное, ей снилось что-то хорошее. Девушка была одета то ли в сарафан, то ли в хитон, а на маленьких узких ступнях сандалии с множеством тонких ремешков. Рядом на красивом подносе стояла чаша с фруктами и кубок из цветного стекла в серебре. Это была я, а может быть – и не я, я никогда не видела себя спящей. Девушка была не просто красива, она была прекрасна, а я, хоть и красива, но назвать себя прекрасной не смогу, совесть не позволяет. Зато я могу уверенно сказать, что Муромец очень талантлив, и талант его раскрывается все больше и больше с каждым годом, и не только я это понимаю. Девушка на картине казалась живой. К рамкам обеих картин были прикреплены карточки с надписью: «Продано».
После всех похвал художнику, торжественных речей, съемок интервью для телевидения, фотосъемок для газет и журналов и так далее, всех пригласили в другой зал на фуршет. Я есть и пить не хотела, а вот Ромка сказал, что ему просто необходимо закинуть в желудок несколько корзиночек с куриным салатом, и только он собрался пойти в другой зал на пару минут, как к нам подошел высокий, худощавый мужчина лет около тридцати пяти или немного старше. Смуглая кожа, черные волосы коротко пострижены, глаза очень темные, одет дорого и модно, на руке часы тысяч за пятьдесят евро, самое малое, на мизинце перстень-печатка, похож на иностранца.
– Женька, – весело сказал Ромка, – я уж думал, ты уехал, не попрощавшись со мной и не познакомившись с Дитой. Дита, познакомься, это мой старый приятель Эжен Дроздов, можно просто Женя. Он француз с русскими корнями и отлично говорит по-русски.
– Афродита, – представилась я и улыбнулась, – рада познакомиться с вами, Эжен.
Эжен взял мою руку, поднял к губам и поцеловал слишком долгим поцелуем. Его руки и губы были очень горячими, болезненно горячими, и мне стало не по себе, даже мурашки пошли по коже. Я осторожно высвободила руку и вцепилась в Ромкин локоть. Как назло, Ромка предложил нам поболтать, а он соберет себе тарелочку еды, пока она не исчезла со столов. И я осталась одна с этим странным Эженом. Внутренний голос прошептал мне, что я влипла, но во что влипла, не пояснил. Эжен смотрел на меня тяжело и жадно, на щеках у него появился темный румянец, он трудно дышал и ноздри его раздувались. Было что-то странное в его взгляде, что-то пугающее, что именно я не знала, но страх все равно начал подниматься в душе.
– Я так долго тебя искал, уже думал, что в этой жизни никогда с тобой не встречусь, – сказал он очень тихо и печально с легким акцентом, – но потом увидел твой портрет и чуть ни сошел с ума. Я прилетел, чтобы убедиться,