обзвонил всех её подруг и знакомых, а потом взял у Лёхи машину и поехал в дачный посёлок её искать. Нашли они её с Лёхой на трассе, изнасилованной и без сознания. Безуспешно пытались остановить кровотечение, еле успели довезти её до ближайшей больницы. А там в больнице он сдавал свою кровь, чтобы спасти сестру. Танечка выжила и даже поправилась. Но только внешне. Её красивые большие глаза остались безжизненными, стеклянными. Она со всеми, кроме мамы, отказывалась разговаривать. Но самое ужасное было то, что его, Вадима, своего брата, она боялась видеть. И как только он появлялся на пороге её больничной палаты с фруктами и прочими лакомствами, у Танечки начиналась истерика.
– Вадим, выйди немедленно! – требовала мать и выталкивала его в коридор. А потом уже дома выговаривала ему:
– Просила же! Не ходи к ней, Вадим! Не появляйся там! Она всех мужчин боится.
– Это пройдёт у неё? – с надеждой спрашивал Вадим.
– Не знаю… – мать начинала плакать, – Не знаю… над ней втроём поиздевались. Врач говорит, что её психика не справляется с этим.
Как прав был тот врач! Когда его сестрёнку выписали, и мама забрала её из больницы домой, чтобы самой заботиться о ней, Танечка сбежала в дачный посёлок, где это всё и произошло с ней. Нашли её с перерезанными венами, и уже спасти не успели.
Вадим винил себя. Это он не уберёг. Не защитил. Не смог. После заболела мать, у неё случился инсульт. Вадим отправлял её в разные клиники и санатории, поставил на ноги. И вот в последнюю поездку в Испанию она не захотела возвращаться назад. Они продали и дачу, и квартиру в другом районе купили, но сам город давил на его мать.
Пока мать проводила время в больнице с Танечкой, Вадим искал троих отморозков. И нашёл. Лёха помог. Лёха помог и расправиться с ними. Но его матери от этого лучше не стало. Наоборот, она с презрением взглянула на сына и произнесла:
– Танечку этим уже не вернёшь. А то, что мой сын стал убийцей, ещё одно наказание для меня.
Без музыки жизнь была бы ошибкой.
Фридрих Нидцше
Тётя Рая впервые в жизни оказалась в большом зале консерватории, она с благовейным восхищением разглядывала балконы и галерку, бельетаж и партер. Сама она надела длинное вечернее платье в пол, которое попросила на время у соседки. И кресла, великолепные мягкие кресла, обитые бордовым бархатом, были так удобны! Тяжёлый занавес на сцене раздвинулся, и концерт начался. Конферансье в чёрном смокинге объявил первый номер программы. Тётя Рая от волнения ничего не видела и не слышала. Она ждала выхода своей племянницы. И когда Анфиса появилась перед зрительным залом в длинном серебристо-голубом длинном невесомом платье, сердце тёти Раи учащённо забилось. Она даже прижала ладошку к груди, боясь, что не справится с волнением. Анфиса встала возле большого рояля и запела:
В горнице моей светло
Это от ночной звезды.
Матушка