Тоэфелль, вторым – «Филля» Падючкин, а третьим – ярко-рыжий Павел Разуев. Лицо последнего казалось испуганным, но, опустив глаза, тот сказал, что они обсуждали задачи по математике.
– Сложный предмет, не так ли? – без всякого интереса спросил де Конн.
– Злая, вредная баба! – буркнул Разуев.
– Как теща! – прыснул Филля.
– Зато мудрая, – добавил маркиз, слегка растянув губы в подобие улыбки. – Позвольте мне откланяться, молодые люди, и прошу вас за разговорами не опаздывать на уроки.
Маркиз отошел от компании, но, как только Разуев отделился от своих друзей, неожиданно возник перед сконфузившимся воспитанником.
– Итак, господин Разуев, о чем у вас с приятелями был разговор? – темные глаза бурмистра вперились в побледневшее лицо кадета.
– О чем?
– Это я спросил вас, о чем? Отвечайте, милейший.
Тот захлопал глазами:
– О математике.
– Полно, молодой человек! Ваша арифметика Магницкого может быть темой разговора только умалишенных! Никто не учит этому предмету на основании книг, написанных сто лет назад, ибо даже младенец знает ответы на их вопросы. О чем был разговор, любезный?
Ох, и настойчив же этот бурмистр!
– Хм, мы говорили о старших, вломившихся в столовую, – промямлил Разуев. – Весь завтрак мне и Филле перевернули…
– Так, старшие кадеты нуждаются в уроке благочиния, – нахмурился маркиз. – Я переговорю с ректором этого заведения об их поведении.
Но Разуев воровато оглянулся и с дрожью в пальцах прошептал:
– Лучше не спрашивайте! Прошу вас! Мне завтрась шестнадцать исполнится, и меня в ихнюю половину переводят.
– Куда переводят?
– На половину для старших, ваше сиятельство. Кадетский корпус делится на две половины. Первая – с шестнадцати и старше, вторая – для младших.
– Так вы переедете в новую комнату на старшей половине? – понял маркиз.
– Да, со всеми пожитками. Сами понимаете, не хотелось бы слишком уж под руку им лезть.
– Тяжко тут с подобными «переходами»?
– Кому как, ваше сиятельство. Вон один в их свите, Мишель Камонье, месяца два назад туда попал. С неделю лил слезы, но ничего не говорит.
– Вот оно что. Понимаю, любезный. Ну что ж, с днем рождения.
Маркиз взглядом проводил ссутулившуюся фигуру Разуева. Жизнь в мальчишеской части пансиона стала напоминать ему собственное детство. Ничего тяжкого с точки зрения зрелого человека, но каково в юности! Трагедия, что и говорить! Он усмехнулся, тряхнул головой и направился в свой «кутежный» дворец.
Глава 7. Дворецкий Бакхманн
Октябрьский полдень угрюмо прятался за серыми тучами и, несмотря на настежь открытые гардины и трещавший веселым огнем камин, в приемном кабинете маркиза было довольно сумрачно. Личный секретарь князя Камышева господин Бугров вытянулся в струнку перед де Конном. Он неподвижно