Сейчас Саня уже вполне оправился от свалившейся на него ответственности и практически стал вновь тем самым балагуром и шутником, которого любило все наше РУВД. Только с одним маленьким отличием – теперь он был начальником…
– И все-таки скажите мне, дамы, почему это сложно? Или вы брезгуете бомжами? – спросил Саня.
– Сейчас все бомжи нашего города ходят под Валькой Кривым, – ответил я вместо девушек. – А этот ушлепок не особо горит желанием общаться с господами полицейскими…
– А кто в этом виноват? – усмехнулся Саня.
– Не я, это уж точно! – возразил я.
– Давай я тебе напомню… Цитирую: «Этот, ваш контуженный, Томин, кажется!» И это из материалов допроса Кривого, так что не отмажешься, – произнес Саня.
– Мало ли у нас контуженных, – ворчливым тоном отозвался я.
– Насколько помню, пока только один, – улыбнулась Наташа. – Еще скажи, что у нас тут Томиных много…
– И ты, Брут! – воскликнул я и по-ребячески отвернулся от товарищей. Даже сделал вид, что надулся.
Вообще-то, они правду говорят. Даже Валька Кривой. Я и правда контуженный. Что не делает мне чести в том, как именно я допрашивал того же Кривого. Его взял наряд на попытке ограбить газетный ларек. По сути, попыткой там и не пахло вовсе. Он едва успел разбить окно, когда рядом с ним нарисовались двое патрульных. Так что дело все могло закончиться хулиганкой, если бы Кривой внезапно не пошел в отказ. И он настолько меня тогда этим задолбал, что у меня не было другого выхода, как просто хорошенько ему объяснить. Без единого сказанного слова. В полном молчании. И тогда он запел, как соловей. Еще бы немного, и в убийстве Кеннеди сознался, да только опомнился.
Вот такое у нас с Кривым нехорошее знакомство вышло. Так что он не зря меня контуженным называет. Я такой и есть. То ли от того, что тогда, в самом своем первом серьезном деле, у меня пистолет взорвался в руке, то ли от общей несправедливости вокруг – не знаю.
Ладно, неважно. Прозвище есть прозвище. В чем-то оно и хорошее. Все уже знают, с кем имеют дело… А то было у меня прозвище в Академии, стыдно даже признаться. Паша Томный… Хорошо хоть товарищи о нем не знают. До сих пор не могу понять, почему меня так называли. Разве только из-за фамилии…
– Ну Кривой – это понятно, он бомжей держит. А мы что, не сможем его за что-нибудь потянуть? Чтобы он запел? – спросил Саня у девушек. Я все еще разговаривать отказывался, созерцая стену.
– Если Паша возьмется – Кривой нам Витаса изобразит… – сказала Наташа.
– А я все-таки не думаю, что это бомжи, – проворчал я. – Глупо же. Азарта нет.
– В чем-то ты прав, Паша, – произнес Саня. – Серийнику азарт нужен. Да повернись ты уже! – воскликнул он, обращаясь ко мне, и я с неохотой повернулся. – Ей-богу, не РУВД, а цирк. Шапито. И как я с вами раньше работал?
– Раньше ты главным клоуном был, – хмуро ответил я. – А теперь – шпрехшталмейстер.
– Ладно,