кто был в Кремле до него, терпели мат своих хозяев, не имея права даже чертыхнуться в их присутствии. И отводили душу еще большим матом на своих подчиненных. Однако, взобравшись наконец на вершину власти, отец вместо возможности материться, как Хрущев, на всю страну вынужден теперь еще осторожнее выбирать выражения – вот ведь в чем парадокс демократии! Да, сегодня любой работяга может орать (и орет!) публично: «Наш президент – говно!», но попробуй президент сказать то же самое о своих избирателях! Вот он и отводит душу в узком кругу, вот и тянет руганью время, чтобы отложить решение, которого ждет от него Пашутин.
Словно подтверждая эту догадку дочери, президент отошел от окна, сел в кресло, сказал с горечью:
– И вообще, блин, не с кем работать! Не с кем! Раньше, понимаешь, все-таки фигуры были – Устинов, Громыко, Андропов! Такие-сякие, а думали, понимаешь, о мощи страны. Посвящали этому, понимаешь, ну, не всю жизнь, но все-таки занимались этим делом! А сейчас? Даже в Кремле каждый только думает, на чем заработать. И все! А как сделать хоть что-то – нет, все на президента! Ну, что ты молчишь?
Дочь не ответила – она унаследовала его былую выдержку и умение со спокойным лицом глотать любые шпильки. Даже отцовские. К тому же сейчас он был абсолютно прав. Этот Пашутин должен был избавить отца от информации о проведении нелегальной операции. Как сделал это Оливер Норт при Рейгане и как положено делать всем более-менее толковым руководителям разведывательных ведомств. Чтобы в случае провала президент мог развести руками, сказать, что он ничего не знал, и «сурово наказать» проштрафившегося министра.
– А снимать его сейчас уже тоже нельзя, – продолжал президент читать ее мысли. – Лошадей, понимаешь, на переправе не меняют. Тем более его племянница уже ведет эту операцию в Нью-Йорке.
– А нельзя просто сбить этот «Кедр», уничтожить? – спросила дочь президента у Яшина.
– И это поздно, – ответил тот. – Американцы любой запуск нашей ракеты секут из космоса…
– Н-да, понимаешь… – Президент потер нижнюю губу, потом почесал-взлохматил волосы на голове. Это был верный признак того, что он наконец решил всерьез обдумать проблему и просчитать варианты ее решения. – И вообще сбивать такую штуковину жалко, понимаешь. Мало ли кому пригодится прижечь кой-чего. На следующих, понимаешь, выборах в президенты… – При этом он как-то из-подо лба, зорко, с блеском в глазах глянул на дочь, и у нее разом посветлело на душе: наконец-то! Наконец-то отец включился, стал самим собой, прежним, как когда-то, в его лучшие времена.
– Вообще-то это не будет операция против американцев, – сказал Яшин так осторожно, словно издали навешивал президенту пас для удара по воротам. – Мы же не американцев должны там взять, а наших, русских.
– Неужели? – насмешливо усмехнулся президент, не ударяя посланный мяч, а только играя им на весу. – А если эти «наши», понимаешь, уже приняли их гражданство и стали американцами?
– Русскими