гость Тихон Полочанин к словам Павла и Митохи отнесся сдержанно, однако против того, чтобы выставить на ночь двойные посты, ничего не имел, правда, предложил усилить охрану не на всю ночь, а только под утро.
– Ночью-то не нападут, нет – чего видно-то? Кто свой, кто чужой? Что грабить?
– С факелами могут, – осторожно заметил наемник.
– С факелами? – купец рассмеялся, подергав усы. – А на что такая возня? Когда можно спокойненько – утром. Или даже днем. Людям своим, боярин, скажи – пущай в оба глаза посматривают да докладывают обо всем подозрительном немедля.
Ремезов коротко кивнул:
– Сказал уже.
– Ну, тогда – помолясь, едем.
Торговый караван направлялся полоцким шляхом к Менску, которого и достиг дня через два, без всяких приключений. Никто на купца Тихона не напал – ни немцы, ни литовцы, ни свои тати.
«Зачем же тогда крест? – сидя в седле, рассуждал про себя Павел. – Что же, и в самом деле – случайно? А, может, его самого просто с кем-нибудь перепутали? А тот подозрительный, чернявый…» Утром Ремезов все же спросил о ночном госте Охрятку, и тот пояснил со всем почтением: мол, с тех обозов парень, подошел, вышел из лесу – с хворостом, дескать – за дровишками уходил. Ну, и в чем его было подозревать? Действительно – в чем? А в корчме – там-то с кем рыжий изгой цедил бражицу?
– Не, не с им, – улыбался Охрятко. – Тот, что в корчме – земляк наш, его Лутоней звать, а у этого я и имя не знаю. Не спросил, запамятовал, да и что спрашивать-то, коли человека в первый и последний раз видишь?
Действительно, объяснил вполне здраво. Ну, чернявые – и тот, и другой – дерганые. Так мало ли на белом свете чернявых да дерганых? Ничего такого уж подозрительного в этом нет. Да и разбойники – если они и вправду были – что-то не очень-то торопились нападать.
– И все же ты в Менске посмотри за Охряткою, – на всякий случай предупредил наемника Павел. – Вдруг, да и там он с этим чернявым-дерганым встретится? Вот тогда можно будет и спросить, да не просто – с нажимом.
– Я бы, боярин, его б и сейчас спросил.
– А какие к тому основания? Да и Менск уже скоро, Тихон сказал – нынче ночевать уже в городе будем.
– То так.
Город Менск – небольшой, вытянутый в длину и по большей части – не считая нескольких храмов – деревянный – встретил караван оттепелью. С крыш, с крепостицы-детинца падали вниз тяжелые мутные капли, низкое серое небо сочилось влагой, пахло прелым навозом и вкусным теплым запахом только что испеченного хлеба, который торговцы не преминули попробовать, заглянув в первую же попавшуюся корчму. В этой корчме – грязной, маленькой и тесной – однако, не остановились, расположились на ночлег на самой окраине – на постоялом дворе, хозяин которого – веселый круглолицый мужик с окладистой, уже тронутой заметной сединой бородой – оказался старым знакомым Тихона Полочанина, предоставив торговым гостям и сытную трапезу, и мягкую постель.
Никаких чернявых да дерганых ни в корчме, ни на постоялом дворе, ни в церкви, куда купец и его люди зашли поутру,