больными, почему-то утратившими свои прирожденные полезные инстинкты. Придя к такому заключению, «точные» науки тотчас же приступили бы к отыскиванию причин общественной болезни в человечестве и конечно не замедлили бы их найти.
Подобным же образом представители «неточных» наук строго разделяют человека от животных в отношении души. Они, правда, не говорят, подобно нашим простолюдинам, что «у человека – душа, а у животных – пар», но придерживаются совершенно подобного же взгляда, когда решают сложные и запутанные вопросы о человеческом обществе и государстве. Так, например, для животных все принимают строгое соответствие между физическим строением и душой или совокупностью психических сил. Всем известно, что душа животных тем совершеннее, чем совершеннее их физическая организация. Душевные отправления у рыб выше, чем у моллюсков, у птиц выше, чем у рыб, и т. д. Но если приходится рассуждать о душе человеческих рас, различных по своей физической организации, то соотношение между физической организацией и душой уже не существует. Ведь это – люди, а не животные. Душа у всех людей одинакова, они различаются только образованием, воспитанием и вообще цивилизацией, а не душой.
Пресловутое учение о свободной воле уже касается исключительно человека. Самим своим существованием оно отвергает участие в жизни человеческой каких-либо законов природы. Если люди властны распорядиться собою, как хотят, то причем тут законы природы? А если, наоборот, действия людей не свободны и направляются законами природы, то где же у них свобода воли? Между этими Сциллой и Харибдой приходится лавировать бедным историкам. С одной стороны, им нельзя игнорировать Кетле, доказывающего статистическими цифрами, что в государствах все совершается по законам природы. А с другой, имеется древняя привычка для каждого поворота в истории искать виновников и приписывать общественные несчастия чьей-нибудь злой воле. И вот историки ухитряются примирить эти две противоположности. Одну или две первые главы своей истории они посвящают законам природы, их строгости, непреложности и пр., а в остальных по старому ругательски ругают королей или моют косточки каким-нибудь общественным деятелям, как воображаемым виновникам какого-нибудь упадка. И к таким фокусам прибегают не какие-нибудь составители учебников для юношества, а сами знаменитые Бокль и Кольб.
Если приходится объяснить умственный прогресс или регресс в какой-нибудь стране, а виновников не оказывается, тогда о законах природы уже и не вспоминают. В этом случае свободная воля царить безусловно. Народ прогрессирует в умственном отношении, если упражняет свой мозг, и падает, если пренебрегает такой гимнастикой.
Есть еще много таких «китов», на которых стоят «неточные» науки, но ни перечислять их, ни опровергать не позволяют размеры моей книги. Скажу только, что все эти «аксиомы» наук неточных оказываются гипотезами и притом чрезвычайно древними, берущими свое начало во временах доисторических.