Извините… Товарищи! – собрал членов организации в гостинице «Славянский Базар», в номере которой остановилась Дора Бриллиант.
– Далее откладывать покушение не имеет смысла, – поочерёдно оглядел собравшихся Савинков. – Кроме Каляева, Моисеенко, Доры Владимировны и меня, у нас новый член организации… Куликовский. Проверенный товарищ и горит желанием принять участие в терроре. Неизвестно, в котором часу великий князь поедет в театр, поэтому будем ждать его от начала спектакля и до конца. До вечера второго февраля, господа…
За час до спектакля, в 7 часов вечера, Савинков приехал на Никольскую к «Славянскому Базару», и в ту же минуту увидел, как из подъезда вышла Дора Бриллиант со свёртком в руках.
«Бабы и есть бабы! – Приблизившись к ней, разглядел, что бомбы она завернула в гостиничный плед. – А если бы на выходе швейцар привязался: куды, мол, мать, казённу вешть тащишь, и чаво в неё ишшо навертела?» – заиграл желваками, но свои мысли озвучивать не стал, улыбнувшись нервно оглядывающейся по сторонам женщине.
С трудом вырвав из слабых дамских ручек плед с адскими машинами – на нервах женщина, кивнул ей, предлагая идти за ним.
Свернув в Богоявленский переулок, Савинков развязал плед, переложив бомбы в интуитивно взятый саквояж.
– Теперь в Большой Черкасский, – подхватил даму под руку. – Там Моисеенко на санях ждёт, – пнул ногой плед. – А за утерянный гостиничный инвентарь, как станешь выезжать, штраф заплатишь, – легонько потряс её за плечо, предлагая расслабиться.
Сев в сани, поехали на Ильинку, где встретили Каляева и передали одну из бомб.
– С Богом, Янек, – попытался подбодрить товарища Савинков.
– Скорее – с дьяволом, – сурово произнёс друг. – Бог бы нас осудил, – растаял он в темноте.
Вздохнув, велел Моисеенко ехать на Варварку, где ожидал Куликовский.
– А теперь отвези меня в Александровский сад и езжай на извозчичий двор. Если что, куча свидетелей скажет, что ты – ни причём. А вы, Дора Владимировна, возвращайтесь в свою гостиницу разбираться с утерянным имуществом, – попытался вызвать улыбку на лице женщины, но этого не получилось.
«Похолодало как. Да ещё и вьюга начинается», – приплясывая, стучал ногой об ногу Каляев, расположившись в тени крыльца думы и вглядываясь в пустоту площади.
В начале девятого от Никольских ворот показалась карета великого князя: «Только у него столь яркие огни фонарей, – замер он, до судорог в пальцах сжимая бомбу. Карета свернула на Воскресенскую площадь. – Он! Вон и кучер Рудинкин на козлах сидит… И ни жандармов рядом, ни охраны… Э-эх! Рассея-матушка», – побежал наперерез карете, жалея в душе кучера, и увидел рядом с великим князем его жену и детей великого князя Павла – Марию и Дмитрия. – Нет! Детей убить не могу», – опустил руку с завёрнутой в ситцевый платок бомбой, и под окрик Рудинкина:
– Кнутом-то огрею, пьянь, чтоб под колёса не лез, – медленно поплёлся в Александровский сад, где ждал окончания дела Борис Савинков.
– Янек! Живой! –