за стеной. Лишь неясный гул напоминал, что за тонкой композитной переборкой вечеринка. – Ты не в моем вкусе. Присаживайся.
Но Антон не двигался, так и стоял, прижавшись к противоположной от Павлова стене. Тогда тот заговорил, тихо и спокойной, размеренно и слегка лениво.
– За нами постоянно кто-то смотрит, – он задрал голову, как бы указывая на диоды-звезды. – Ты об этом не задумывался?
Биоин лишь пожал плечами, а Семен хмыкнул и продолжил.
– Там, наверху, за нами всегда кто-то наблюдает. Например, КИРА. Видит, что спишь в неположенное время – непременно разбудит, или считала учащенный пульс с датчиков, и немедленно погнала тебя ко врачу. А то мало ли… И еще этот. Ты понял, о ком я.
– Так было всегда, – нервно дернулся Антон. Разговор потек куда-то не в то русло, и ему было не по себе, что сейчас их может слышать КИРА. Семен кивнул и поднял левую руку, показывая, что отключает цифровой интерфейс. Потом взмахнул рукой, предлагая сделать Власову тоже самое. Как минимум – необычно, но это биоина устраивало. КИРА перестанет временно следить за датчиками, только один будет работать – местоположения. Отключение датчиков не возбранялось: человек все-таки имел право на приватность. И Антон легким нажатием на запястье выключил свои. Спроецированные чипом световые кнопки растворились в коже.
– Ну вот, наконец-то! – воскликнул контроллер, облегченно вздохнув. Я думал, ты не решишься. Присаживайся. Ты же сюда за правдой пришел? Или я ошибся и неправильно определил, что ты одинок? Ну… или чувствуешь себя таковым. Ведь одинок? Ведь помнишь предыдущего себя? И он тебе даже снится? А еще… Еще ты чувствуешь ложь вокруг. Она окружает тебя. Возможно в твоей работе, может, в данных, что тебе приходится перебирать каждый день. Ведь так? – Все в точку. Каждое слово Семена опускалось на плечи биоина, прижимало, и Антон неуверенно сел на краешек полукруглого дивана.
– Рассказывай! – Павлов, приготовившись слушать, неожиданно придвинулся, но Антон не отпрянул. Контролер явно не затем здесь, чтобы приставать, да и образы снов вдруг нахлынули с яркостью, новыми деталями, и Власов невольно заговорил, словно слова не могли уже держаться внутри, им надо было обязательно выплеснуться и найти понимающего слушателя, коим и был Семен.
– Я помню. Ты прав: я помню. Шесть Тысяч Пятисотого, сначала я смотрел, как его забирают, когда пришел на смену, а потом… потом во сне… Я его глазами смотрел на себя, на паразита, который пришел забрать его жизнь. Понимаешь? – Павлов кивнул и махнул рукой, мол: продолжай. – Но я же не виноват?! Это система. Ведь это просто система! И меня просто поменяли, заменили сломанного его. И снится Семьсот Одиннадцатый. Перед тем… Перед тем как также смотреть на Шесть тысяч Пятисотого, пришедшего на его смену, он недовольно пялился в зеркало. Он… то есть я, был очень недоволен ужасной родинкой на шее. И раз в неделю теребил ее, соскабливал, отрывал. Но она всегда отрастала заново. Во сне был я, понимаешь?