в 1721 году.
Достигнув монастырской улицы, Цыбиков и его спутники по примеру саларов спешились и повели мулов под уздцы. Востоковед обратил внимание, что в сравнении с Гумбумом здесь царила практически идеальная чистота, а в подворотнях не выли обиженно оголодавшие дворняги. Легкий аромат благовоний – и все, ничего более.
«Блаженство…»
– Где остановимся на ночлег? – спросил Цыбиков, рассматривая дома, стоящие по обеим сторонам улицы.
Как и в Гумбуме, жилища простых монахов больше походили на нищенские халупы – низенькие, глинобитные, они попросту меркли на фоне храмов и дворцов перерожденцев.
– Просто следуй за мной, – уверенно заявил Даший, и востоковед не стал спорить.
Путники остановились у Норбу-Намгана, монаха, жившего в скромнейшем домике с двумя комнатами: одна отводилась под спальню, вторая – под кухню. Цыбиков, увидев, сколь бедно живет хозяин, хотел было искать другое пристанище, но Даший отговорил его от этого.
– Не обижай хозяина, Гомбожаб, – тихо попросил он. – Ему гости всегда в радость.
«Как и любому достойному ламаисту», – хотел было сказать Цыбиков, но сдержался и согласился со спутником – обижать радушного хозяина не хотелось.
Путники стали заносить внутрь вещи, дабы салары могли отправиться обратно в свою бедную деревеньку. Слуги помогали по мере сил, однако, когда один из них взялся нести молитвенный барабан Цыбикова, востоковед тут же забрал его себе.
– Это личное, – мягко сказал востоковед и скрылся в доме.
Шагая к двери, Цыбиков спиной ощущал недоуменный взгляд бурятского ламы и мысленно проклинал себя за излишнюю заботу о молитвенном барабане, которая могла вызвать ненужное любопытство или подозрение.
«Надо быть осмотрительней», – в очередной раз напомнил себе востоковед.
Проснувшись рано утром, путники первым делом отправились к статуе 80-футового Майтреи, которая хранилась в большом каменном здании с позолоченной крышей. Подойдя к двери, Цыбиков обнаружил над ней деревянную табличку с надписями на четырех языках.
– «Благословеннорадостный храм», – с придыханием произнес Даший.
Они вошли внутрь и остановились возле медной статуи Майтреи. Строго говоря, 80-футовой она не была, хотя, согласно верованиям ламаистов, Майтрея, Будда будущего, будет иметь именно такой рост. Цыбиков слышал, что неточность в размерах монахи оправдывали, говоря, что данная статуя изображает Майтрею-ребенка, лет 8 или около.
«Смекалке их можно только позавидовать», – думал востоковед, глядя в голубые глаза Майтреи с полуопущенными веками.
– Мне нужно отлучиться, Гомбожаб, – сказал Даший, привлекая внимание Цыбикова. – Встретимся дома у Норбу-Намгана.
– Как скажешь, – легко согласился востоковед.
Ему стоило большого труда, чтобы скрыть свое облегчение.
«Надо обязательно сделать снимок статуи Майтреи.