увидела, что ее последним любовником стал жуткий мертвец.
О том, что происходило потом, можно только догадываться. Наверняка Жадеитовая Куколка в ужасе отпрянула от него и с пронзительными криками помчалась прочь. Должно быть, она металась по тропинкам, которые снова и снова выводили ее обратно – к костям и торчащему тепули мертвого господина Весельчака. И, возвращаясь в очередной раз, она находила его в компании все большего и большего количества муравьев, мух и жуков. Наконец он оказался настолько покрытым кишащими пожирателями падали, что Жадеитовой Куколке показалось, будто труп изгибается в попытке подняться и преследовать ее. Сколько раз она убегала, сколько раз бросалась на непроницаемую колючую изгородь и сколько раз снова натыкалась на отвратительный труп, никто уже не узнает.
Когда поутру садовник вынес Жадеитовую Куколку наружу, от ее красоты уже ничего не осталось. Лицо и тело кровоточили, изодранные колючками ногти на руках были сорваны. Видимо, девушка в отчаянии рвала на себе волосы, ибо кое-где оказались вырванными целые пряди. Действие расширяющего зрачки снадобья сошло на нет, и они сделались почти невидимыми точками в ее выпученных глазах. Рот был широко раскрыт в беззвучном вопле. Жадеитовая Куколка всегда гордилась своей красотой, и, наверное, знай она, что однажды предстанет перед людьми в таком виде, это стало бы для нее страшным унижением и оскорблением. Но теперь ей уже было все равно: глухой ночью, где-то в глубине лабиринта, сердце девушки перестало биться, разорвавшись от ужаса.
Когда все закончилось, нас с Коцатлем освободили из-под стражи, заявив, что теперь мы не имеем права не только посещать занятия, но и разговаривать с кем-либо из знакомых. Моя карьера писца Совета тоже закончена. Короче говоря, мы должны были вести себя тише воды ниже травы и ждать, пока Чтимый Глашатай не определит точную дату и условия нашего изгнания. Поэтому несколько дней я только и делал, что блуждал в одиночестве по берегу озера, отшвыривая ногой гальку и сетуя на злую судьбу, из-за которой все мои честолюбивые мечты, которые я связывал с Тескоко, обратились в ничто. Как-то раз, погруженный в грустные раздумья, я задержался на берегу до сумерек, а когда спохватился и поспешил назад, то на полпути к дворцу наткнулся на сидевшего на валуне человека. Уж не знаю, откуда тот взялся, но выглядел он почти так же, как и во время двух предыдущих наших встреч: усталый, бледный, на лице дорожная пыль.
Когда мы обменялись вежливыми приветствиями, я сказал: – И снова ты появился в сумерках, мой господин. Прибыл издалека? – Да, – хмуро отозвался он. – Из Теночтитлана, а там, между прочим, готовится война.
– Ты говоришь так, как будто это будет война против Тескоко. – Вслух этого, конечно, никто не скажет, но на деле так оно и будет.
Чтимый Глашатай Ауицотль наконец завершил строительство своей Великой Пирамиды, и, для того чтобы церемония ее освящения не знала равных в истории, ему нужны бесчисленные пленники. Поэтому он и собирается объявить