ждать теперь не приходится.
– Да что ты ему сделал? – Пенни, оторвав от рукава лоскут, занялась кровоточащей губой. – Что ты сказал?
– Пару истин, которые сиру Безоару пришлись не по вкусу.
– Вот и зря. Разве не понимаешь, что больших людей нельзя задирать? Он мог бы тебя в море бросить, а матросы лишь посмеялись бы. Шути с ними, смеши их – так мой отец говорил. Твой не учил тебя этому?
– Мой называл больших людей мелкотой, и рассмешить его было не просто. – Тирион еще раз прополоскал рот и сплюнул. – Все ясно: мне надо учиться быть карликом. Может, ты меня поучишь между поединками и скачками на свинье?
– Охотно… Но за что все-таки сир Джорах тебя ударил?
– Всему причиной любовь – из-за нее-то я и сварил певца. – Ему вспомнились глаза Шаи, когда он закручивал цепь вокруг ее горла. Цепь из золотых рук. «Золотые руки всегда холодны, а женские горячи». – Скажи, Пенни, ты девица?
– Конечно, – покраснела она. – Кто захочет…
– Вот и храни свою девственность. Любовь – безумие, похоть – яд. Так ты не окажешься в грязном борделе на Ройне со шлюхой, чем-то похожей на твою утраченную любовь. – «И не будешь странствовать в поисках места, куда отправляются шлюхи». – Сир Джорах мечтает завоевать благодарность своей королевы, но я кое-что знаю о благодарности королей: рассчитывать на нее – все равно что иметь дворец в древней Валирии. Стой. Чувствуешь? Корабль движется.
– Да. Мы снова плывем! – просияла Пенни. – Ветер… – Она бросилась к двери. – Пошли поглядим – кто скорее?
Совсем еще девочка. Карабкается по деревянному трапу со всей быстротой, на которую способны ее короткие ножки. «Ладно, поглядим». Тирион поднялся на палубу вслед за ней.
Парус, вернувшись к жизни, вздувался и опадал, красные полоски змеились. Матросы тянули шкоты, помощники выкрикивали команды на волантинском, гребцы в шлюпках поворачивали к судну, налегая на весла. Задувший с запада ветер играл с плащами и снастями, как озорное дитя. «Селасори кхорун» вновь тронулся в путь.
Может, они еще и доберутся до Миэрина.
Тирион поднялся на ют, и вся его веселость пропала. За кормой сияла сплошная голубизна, а вот на западе… Никогда он не видел, чтобы небо было такого цвета.
– Полоска на левой половине щита, – сказал он Пенни, показывая на тучи.
– Что это значит?
– Что к нам подкрадывается очень большой ублюдок.
К ним, как ни странно, поднялись Мокорро и два его огненных пальца – обычно они показывались на палубе только в сумерки.
– Вот он, гнев божий, Хугор Хилл, – торжественно изрек жрец. – С Владыкой Света шутки плохи.
– Вдова сказала, что этот корабль не дойдет до места своего назначения. Я понял это так, что капитан изменит курс и пойдет на Миэрин… или что ты со своей Огненной Рукой захватишь корабль и доставишь нас к Дейенерис. Но вашему верховному жрецу открылось нечто другое, верно?
– Верно. – Голос Мокорро звучал, как погребальный колокол. – Ему открылось вот это. – Посох