смелый мизансэн. Боюсь, в России будут проблемы с цензурой. Думаю, мы сделаем специальный вариант для заграничного проката – без купюр. Клара обнажает ногу до самого колена, а через прозрачную кисею видно грудь. Только вообразите, какая это будет бомба!
Он со счастливой улыбкой воззрился на мрачную физиономию Фандорина. Спохватился, испуганно заморгал. Эраст Петрович думал не про прозрачную кисею, а про то, что, наверное, уже пора идти. Симону он успокаивающе кивнул.
– Тут появляется Гарун, и эта сцена разбивает ему сердце… – все же несколько скомканно завершил рассказ продюктёр. – Сейчас будем снимать концовку эпизода, объяснение Гаруна с Бибигуль. Ой, идемте, остается пять минут!
В вестибюле гостиницы народу было еще больше, чем снаружи. Здесь вперемежку разгуливали и болтали друг с другом стражники, молодые люди в коротких модных пиджачках, стриженые барышни с папиросами, рабочие в фартуках. Симон фамильярно приобнял одалиску в шальварах:
– Где Клара?
– Репетирует. Леон нас всех выставил из павильона.
Вдвоем они прошли коротким пустым коридорчиком.
– Я арендовал под съемку банкетный зал, – объяснил шепотом Симон. – Все интерьеры турнируем там, только декорасьон меняем…
Перед дверью, края которой были обиты войлоком, он остановился, приложил палец к губам. Выражение лица сделалось сосредоточенно-благоговейным, будто в церкви перед алтарем.
– Леона нельзя сбивать с настроения, – одними губами прошелестел продюктёр. – Он устраивает истерику, отказывается работать. Тогда весь день пропал…
Бесшумно приоткрыл створку. Фандорин заглянул через его плечо.
Окна зала были наглухо закрыты щитами. На одном нарисованы купола и минареты, на другом висит большая, ослепительно яркая лампа, очевидно, изображающая солнце или, быть может, полную луну.
Деревянные перегородки, составленные буквой П, огораживали середину помещения. С внешней стороны они были из грубо сколоченных досок, но изнутри увешаны коврами, так что получалась богатая, по-восточному украшенная комната. Сильные прожекторы освещали ее с трех сторон. Стояли две кинокамеры: одна на отдалении, вторая прямо над диваном, где сидели репетирующие.
Клара была с выкрашенными в черный цвет волосами, одета в газовую тунику. Вообще-то восточной красавице полагалось бы носить шальвары, но тогда не было бы видно стройных ножек.
– …Вот так вот закрываете рукою глаза и сладострастно стонете, – говорил молодой человек в чалме и парчовом плаще. Он приложил кисть ко лбу, изогнул шею и томно протянул: – О-о-о-о-о…
– Это Леон, – шепотом объяснил Симон. – Прогнал Мозжухина, захотел сам играть калифа. И получается манифик. Талант – он во всем талант!
– Я еще во власти гашиша? – спросила Клара.
Режиссер вскочил, сдернул с головы тюрбан, длинные черные кудри рассыпались по плечам.
– Ах, при чем здесь гашиш! Вы околдованы чувственной страстью, она сильнее