Кто же это, думаю, мне звонит. Отпустите!
Человек (шепчет). Ты сразу понял, что звоню я, Лепорелло, а все-таки понадеялся: вдруг ошибочка… Но когда ты увидел мою голову, вознесенную к небесам, мое лицо – прекрасное, слегка постаревшее лицо…
Лепорелло. Попрошу держаться в рамках! И вообще, мужчина, вы о чем-то все говорите, а я вас не понимаю!.. (Раздельно.) Я заведую фотоателье. Я иду парком на совещание!.. Вам понятно? (Жалостливо.) Фотографировать – одни неприятности. Люди видят себя ну совершенно иными, чем они есть на самом деле. Брюнет к тебе с претензией, почему запечатлели чересчур темным, блондин – почему он вышел светлым, лысые хотят быть на фото с волосами, а толстые… – сумасшедший дом! Я пошел. (Ион побежал.) Отпустите! Я вас не знаю!
Человек догнал его в два прыжка.
Если вы у нас фотографировались, если у вас жалоба – предъявите квитанцию! Ну, где ваш квиток? Где? Нету! Значит, дел у вас ко мне никаких! И с приветом, Вася!
Человек (не выпуская его). Я очень постарел, я не похож на себя?
Лепорелло. Непохожи! Совсем непохожи! Я вас не помню. (Кричит.) Отпустите!
Человек. Ах, не помнишь! Сукин сын! А тысяча шестьсот тридцать второй год! (Награждает его оплеухой.) А река Гвадалквивир! Этот хрустальный рубеж между Севильей и Трианой ты тоже не помнишь? (Оплеуха.)
Лепорелло. О, как я жил! (Стонет.) Я жил без вас спокойно двести лет!
Человек. Смотри! Уже начал вспоминать. А Торребланка, где начиналась Севильская мостовая? (Мечтательно.) Запах апельсиновых деревьев… Забыл? (Оплеуха.) А Кармонские ворота? Сколько раз мы въезжали с тобою через них в Севилью! А вот пошли глухие речные улицы! Ты их тоже забыл, Лепорелло?! (Оплеуха.) Мы увезли туда с тобою в тысяча шестьсот сороковом году жену графа де Салданья. Реал де Монсарес… не помнишь? (Лупит.)
Лепорелло (кричит). Помню! И как вы проткнули на дуэли ее мужа! Все помню!
Человек (неловко). Разве?.. (Одушевляясь.) Какие у нее были ноги! Длинные, как лебединые шеи… Такие ноги за три тысячи лет я видел только у Прекрасной Елены. (Элегически.) А вот перед нами улица Лампады. Там мы увидели впервые маркизу де Тариф.
Лепорелло. Да, да… Кстати, ее мужа вы тоже… на дуэли…
Человек. Разве? (Воодушевляясь.) Ах, цвет ее кожи! Редчайший цвет паросского мрамора из древних каменоломен. Помнишь, как мы первый раз крались к ее дому? Час свидания! Мы двигались в самый страшный час для прохожих в Севилье… Кстати, какой час в Севилье считался самым страшным для прохожих?
Лепорелло (опомнился). Я не знаю, ничего я не знаю, мужчина! Я и не был ни в какой Севилье, я заведую фотоателье! У меня совещание по багету, а вы меня задерживаете. (Кричит.) Некорректно!
Человек (сопровождая оплеухами). Ну что же, мы не гордые, мы напомним. Самым страшным часом (бьет) для прохожих в Севилье (бьет) было десять часов вечера зимой (оплеуха) и одиннадцать часов ночи летом. В это время – что?
Лепорелло (стонет). Не надо меня бить…
Человек. В это время (лупит) разрешалось горожанам выливать помои