.

на изумительно мягких рессорах не въехал, а вплыл в зону досмотра. Баклавский указал шоферу нужные повороты – в лабиринте ящиков, тюков, рулонов, коробов мог разобраться только местный.

      Четверо патрульных черными статуями застыли по углам квадрата, составленного из любековских контейнеров. Штыки примкнуты, оружие наперевес. Судя по всеобщему интересу к этому грузу, мера действительно не лишняя.

      – Что работаем? – спросил Зоркий до того, как выйти из машины.

      Баклавский показал на контейнеры:

      – Хочу проверить, что внутри, а вскрывать не имею права. Слишком тугие пломбы.

      Зоркий понимающе кивнул.

      – Отверните мальчиков немножко!

      Баклавский вышел из мобиля. Ближайший досмотровик вытянулся в струнку.

      – Господин инспектор! Докладывает старший патрульный Полак! Происшествий нет! Подозрительных личностей не появлялось!

      – Вольно, – Баклавский подошел к контейнеру. Плотно пригнанные доски, стык в стык, стягивались металлической лентой. Углы закреплены. По граням – скобы. Не то что палец просунуть, солнечному лучу не проскочить. – Таможня?

      – Крутились… лейтенантики. С шуточками, мол, кого поймали? Кита по частям? Мы, как велено, в разговоры не вступали.

      – Давай-ка вот что, Полак… Я пока здесь побуду, хочу номера пломб с накладными сличить. Надо, чтобы мне никто не мешал и вообще сюда не заглядывал. Включая вас.

      Патрульный оценивающе осмотрел местность.

      – Тогда, господин инспектор, нам надобно вот так встать: двоим у пакгаузов, одному к забору, а одному у воды.

      – Молодец! – похвалил Баклавский. – Действуйте!

      Рядом навалом, горой, лежали тюки с конфискатом. Неделю назад какой-то пройдоха пытался отшвартоваться вне бухт, пользуясь внезапным штилем. Не получилось. Чайки разодрали один из тюков и с воплями вытягивали оттуда блестящие шелковые кофточки – красные, желтые, сиреневые, все в стеклярусе и блестках.

      Хлопнула дверца мобиля, и к Баклавскому подошел Зоркий. Его близко посаженные глаза смотрели непонятно куда – левый сильно косил вбок, а на лице застыла трагичная и скучающая гримаса. Медвежатник был одет в мешковатый костюм, тупоносые туфли и мятую шляпу, без обычного для «желтых перчаток» лоска. Специалист его уровня мог плевать на любые традиции и порядки. В одной руке Зоркий держал домкрат, в другой – черный кофр, по форме напоминающий чехол для флейты, только чуть длиннее.

      – В каком смотреть будем?

      – В любых трех-четырех, какие приглянутся. А там разберемся.

      Зоркий положил инструмент на землю, обошел контейнеры по периметру. Прохлопал ладонями каждую стенку, внимательно изучил стыки, к одному контейнеру зачем-то прижался ухом. Вернулся к мобилю.

      – А Одноногий не огорчится? – по-свойски осклабился Зоркий.

      – Вскрывать – нельзя, – невозмутимо сказал Баклавский, – а про «посмотреть» в бумагах ничего не сказано.

      – Ну, тогда приступим, помолясь.

      Дэнни бросил шляпу на сиденье мобиля, а затем