шампанского, хоть бы и нашего – все равно. И пяток девочек…
– Ежи, ты до сих пор бегаешь по девочкам? – уже в голос захохотал Любек. – Да ты один у нас не стареешь! Помню-помню, говорили, ты к какой-то сиамке повадился…
Пустой стакан в руке Баклавского со звоном разлетелся на куски. Секунду он держал зубы стиснутыми и старался не дышать.
– Ладно, не обижайся! Да шучу я, Ежи! Хочется жизни полной грудью? Будет сделано, господин Баклавский. Сто лет, как никому не делал подарков от души! Сейчас позвоню в порт, где наш причал – знаешь? А мамзелек и выпивку туда же подвезут, не беспокойся. Через час все будет! Только потом, будь любезен – в гости, и чтоб живописал в красках!
– Кази, ты настоящий «штифт»! – заставил себя улыбнуться Баклавский. – Праздник устрою – погуще сиамского маскарада!
– А что празднуешь-то, выдумщик? – веселился Казимир.
– Да повод всегда найдется! Прощаюсь с иллюзиями молодости.
– Слушай, Баклавский… – Любек вдруг отчего-то напрягся.
– Да?
– Ежи, – замялся Казимир, – ты действительно хочешь просто развлечься на «Манте» со шлюхами? Это никак не связано с делами отца?
И оставалось-то – спокойно ответить: «Нет, конечно». И добавить пьяно-обиженное «как ты мог подумать» или что-то наподобие того.
– Прости, Кази, – сказал Баклавский серьезным трезвым голосом. – Пользуясь своим статусом, я могу конфисковать на время любую посудину в гавани. Без объяснения причин. Но мне нужна именно «Манта» с экипажем, два ящика шампанского и пять отборных девиц.
Казимир ошарашенно выругался.
– Что ты замыслил, Ежи?
– Я рад, что тебе ничего не приходит в голову, Кази. Честное слово, рад.
– Да что ж ты делаешь-то! – Любек тяжело задышал в трубку. – Мне придется предупредить отца…
– Расскажи ему все, что считаешь нужным, – посоветовал Баклавский. – Так ты выполнишь мою просьбу?
Нет городов красивее ночного Кетополиса! По крайней мере, вахтенный «Леди Герды» таких не видел. Сторожевой корабль медленно курсировал в километре от берега, охраняя канал, ведущий в гавань, и приглядывая за старой бухтой.
Красной звездой светится маяк Тенестра, сиренево и мертвенно мерцают сети в Плетельне – если верить приметам, киты близко, – а правее на берегу горят редкие точечки костров – нищие греются, понемногу изводя на дрова заброшенные склады Стаббовых пристаней. Над Мертвым портом яркая желто-рыжая полоса Горелой Слободы освещает низкие облака.
Треугольный холм Монте-Бока торчит из моря плавником касатки, непроглядно-черный на фоне светящегося неба. Лишь наверху россыпью жемчужин сияет дворец Его Величества Михеля Третьего. А правее – канал, за ним круглая гавань Нового порта, бледный перст Хрустальной башни, кормовые огни кораблей, фонари на причалах… Квадратный подсвеченный фасад Навигацкой школы на острове в устье Баллены, а дальше – взлетают в небо разноцветные огни, синие, розовые, фиолетовые, – Пуэбло-Сиам продолжает празднество. Но сиамский квартал загорожен Орудийным холмом, и лишь маяк на входе в канал да тусклые уличные лампы у флотских