не по его, и даже часто бывало, что мгновенно охладевал к тому, чем ещё секунду назад страстно болел, лишь только одна мелочь вставала поперёк, но сейчас почему-то покорился происходящему и даже готов был смириться с компанией этой дуры, лишь бы только его новый знакомый не «соскочил», испортив ему весёлый вечер. К тому же, утешал он себя, ничто так не помогает раскрыться полностью натуре мужчины, как хорошая женщина в сочетании с хорошим пойлом, так что вечер обещал быть занимательным, и он примирительно ответил, передавая эстафету решения своему в некотором роде партнёру:
– Это решать не мне, а уважаемому Михаилу – ты как, позволишь Инне скрасить тебе вечер?
– Не пойму, на кой ляд ей это и откуда такая настойчивость, но трудно отказать обаятельной девушке, – вздохнул тот покорно.
– Тогда идите спускайтесь на лифте и подождите меня в лобби буквально пять минут: я распрощаюсь здесь со всеми и спущусь к вам, а пока как раз подгонят ко входу машину, – сообщил Сергей и, непринужденно развернувшись на сильных ногах, дематериализовался в группе гостей.
Михаил был не то чтобы мастак общаться с девушками, да и его извечный запущенный внешний вид не способствовал ему в этом. Он был из тех мужчин, которые привлекают женщину лишь после длительного знакомства, когда становятся заметны его не такие уж многочисленные, но зато существенные достоинства: порядочная эрудиция, чувство юмора – средненькое, но зато вкупе с умением искренне посмеяться и над самим собой, спокойный уравновешенный характер – все эти качества делали его желанным лекарством после бурных страстных переживаний, безудержного секса, измен с предательствами, лёгким мордобоем и всем тем, что именуется у женщин настоящей любовью, нахлебавшись которой, они, как побитые собаки, скуля устраиваются в ногах доброго друга, которому иногда даже искренне отдаются, но в целом в глубине души считают его ничтожеством, тайно вздыхая по ушедшим страстям. Роль, безусловно, унизительная, но лишь для того, кто не способен отбросить своё мужское эго во имя удобства таких отношений, что Михаил с успехом и проделывал, находя даже некоторую эротическую остроту в этих натянутых любовных признаниях раз за разом уходящих обратно в омут страсти подруг, их подчас лёгком отвращении к нему во время секса и непременном апломбе при воспоминании о прошлом. Иногда в изрядном подпитии они даже признавались ему искренне в своих чувствах, открывали, так сказать, несчастному глаза, рассказывали, какой он хороший и положительный, и как им стыдно, несмотря на все попытки не любить такого и прочее в том же духе, всегда одинаковое не только по содержанию и форме, но даже последовательностью открытий напоминающее сотню раз игранную настольную игру. И если раньше минутами он раздражался на них и даже позволял сам себе жаловаться на убогую роль, то последнее время, обдумывая свою идею, смотрел на остальное исключительно с утилитарной точки зрения, возможно, познав истину настоящего мужского достоинства – отдаваясь чему-то действительно