молча собирала сумки и удивлялась, почему сын не хочет понимать очевидных вещей.
– Неужели эта Наталья лучше? – спросила она с оттенком неприязни.
– С Натальей мы друзья.
– Это ты ей друг. А у неё, может быть, другие планы. Сколько ей? Под тридцать? Ей замуж давно пора.
– Мам, ты её совсем не знаешь!
– А ты себя не знаешь. Окрутит она тебя.
– Мне теперь три месяца не до женщин будет.
– Ой, Олег, – снова заволновалась мать перед неминуемым расставаньем. – Ты на меня не обижайся, – собираясь уходить, проговорила она. – Я тебе добра желаю и верю в тебя. В отца твоего верила и в тебя тоже. Ты, как он – упрямый. Всё равно на своём настоишь.
– Мам, всё будет хорошо, – целуя её и помогая ей одеться, говорил Олег.
– Ладно уж, – ворчала Полина Игнатьевна. – Я тебе вечерком еще позвоню, можно?
– Конечно, – согласился сын.
– А завтра приходи на обед. Обязательно. Только без Натальи приходи.
– Хорошо, мам, завтра приду.
– Я тебе там деньги оставила на столе, – сказала Полина Игнатьевна. – Не умирать же тебе с голоду.
Олег проводил мать до лифта, проследил из окна за удаляющейся в направлении остановки материнской фигурой.
Как любил он в детстве угадывать из окна материнскую стремительную походку. И, встретив её в прихожей, уткнуться в её теплую грудь, пахнущую духами и ждать, что же она для него достанет из сумки.
Как жаль, что навсегда ушли те времена, где всё было просто и ясно и мама с папой знали ответы на все вопросы.
Полина Игнатьевна торопливо шла по улице, а мысли её все ещё были с Олегом. Какой он не приспособленный к жизни. Всё витает в облаках. Может, и правда ему нужен эксперимент? Но Наталья! Представить её своей снохой Полина Игнатьевна не могла. Такие ли девушки были в её пору! Да что он может понимать в женщинах, в жизни – её маленький Олежек!
Последнее время она часто вспоминала молодость. За обложкой старого альбома нашлась давно потерянная фотография Славика.
Находка взволновала Полину Игнатьевну. Она так и замерла с фотографией на коленях, уйдя в прошлое. Теперь такое с ней случалось, она могла несколько минут просидеть как бы в прострации. Нахлынули воспоминания, прихватило сердце, и пришлось пить корвалол. Оказалось, что эти воспоминания болезненны, и память, может быть, жалея её, куда-то прятала их до сих пор. Память всегда подсовывала общие, стандартные воспоминания: походы, праздничные вечера в музыкальном училище, первые успехи.
А ведь её настоящий успех начался со Славика. Ей и раньше говорили, что она талантлива, аплодировали на концертах. Впрочем, как и некоторым другим. Но поверила она в себя тогда, когда ей, никому неизвестной молоденькой аккомпаниаторше, преподнес букет смущённый худенький паренёк. Это был Славик.
В тот миг она была под властью музыки, он тоже.
И после ей казалось, что их души настроены одинаково.
Как много у них было общего! Но жизнь всё решила по-своему.
Кто в молодости не делал ошибок, ведь разобраться в жизни в двадцать