их цветам: «Лютик» – травяная зелень, «Морская раковина» – небесно-голубой, «Лунный свет» – черный.
– Это совсем не трудно, – в свою очередь прошептала она, – я покажу тебе.
Я смотрела, как ее ладони скользят, точно у фокусника, показывающего сложный трюк. Она на секунду замерла, наклонилась и схватила с витрины флакончик с неоново-желтым лаком. Одно движение. Даже пристально наблюдая за ней, я не могла бы сказать, в кармане он у нее или в рукаве.
– Видишь? – Она с восхищением смотрела на витрину с губной помадой, тюбики которой блестели, как панцири жуков. Я онемела в ожидании, что уже в следующую секунду рядом с нами появится маячивший невдалеке охранник и схватит нас на месте преступления.
Ничего не произошло. Никто не появился.
Я подошла вместе с Робин к прилавку.
– На следующей неделе мой день рождения, – со значением сообщила она. Взгляд ее был прикован к красной помаде. – Она пойдет к моим волосам, как тебе кажется?
– Я с удовольствием ее куплю. – В кошельке у меня было двадцать фунтов – все мои деньги на неделю. Я не вдавалась в детали маминых банковских дел, но знала, что деньги, полученные в качестве компенсации, лежали почти непотраченные. Судя по всему, ни ей, ни мне не приходило в голову, что можно покупать новые вещи и вообще жить по-другому, что ли. Мы следовали по накатанной, довольствуясь дешевыми консервами и полуфабрикатами, разогретыми в микроволновке. Маме этого было достаточно.
Робин закатила глаза.
– Как знаешь. Если страшно, то не надо.
– Да нет, не страшно, – эхом откликнулась я.
– Тогда действуй. – Она отвернулась и принялась изучать розовую детскую футболку, которая была ей ни к чему – глаза были опущены, взгляд насторожен.
Я оперлась трясущейся рукой о прилавок и стала перебирать тюбики с небрежным – так я, по крайней мере, надеялась – равнодушием. Измученная продавщица объясняла мамаше оравшего десятилетки принятую в магазине систему возврата товаров. Дождавшись, пока она отвернется, я схватила тюбик с помадой и сунула его в рукав.
На плечо легла чья-то рука. Я вздрогнула.
– Молодец, – сказала Робин. – Пошли.
Свежий воздух был подлинным облегчением. Я шумно выдохнула, только теперь сообразив, что не дышала с того самого момента, как тюбик с губной помадой перекочевал с прилавка в мою куртку. По дороге Робин извлекла из кармана лак для ногтей и, зажав его между указательным и большим пальцем, показала мне.
– У меня для тебя тоже кое-что есть. – Я почувствовала прилив тепла, сладостный трепет от этого подарка.
Я вытащила из рукава губную помаду и повторила жест Робин. Она взяла тюбик, достала из кармана зеркальце – как она стянула его, я даже не заметила – и на ходу провела темной помадой по губам. Встречные прохожие с трудом обходили ее, недовольно ворча что-то под нос.
– Ну, как я выгляжу? – спросила она, поворачиваясь ко мне и выпячивая губы.
– Неотразимо, – сказала я. И это была правда.