папа ее ударит. Мы все это знаем, а потому больше сказать нечего. Просто сижу и смотрю спектакль.
Как и предполагалось, папа хватает Минди за волосы и бьет лицом о стену. Из носа брызжет кровь, но она лишь тихо хнычет. К моему удивлению, папа зовет меня и сует лицо Минди в мое лицо. Она осторожно целует в губы, и я ощущаю металлический вкус ее крови. А еще рот немного пахнет алкоголем, и это мне совсем не нравится. Папа отпускает Минди, и она берет меня за руку. Папа говорит, что через некоторое время за мной придет. После этого Минди ведет меня наверх, в свою спальню.
Потом, по дороге домой, вспоминаю тот отрывок, который завтра придется читать наизусть. Слова приобретают новое значение.
«Сейчас я возвращаюсь издалека, причиняя боль многим мужчинам и женщинам на прекрасной зеленой земле, а потому пусть он зовется Одиссеем… Сыном Боли. Это имя он честно заработает».
Глава 7
Начальник
Плимут, два года назад
Девушка лежала на полу. Юбка задралась, так что были видны следы иглы и грязные трусы. Имоджен посмотрела по сторонам: холодная, пустая, страшная комната. Какое ужасное место для смерти. После закрытия школа для девочек быстро потеряла былое очарование. На доске появились непристойные надписи; окна помутнели от толстого слоя грязи. Хотелось укрыть девушку одеялом, согреть, лечь рядом и погладить по волосам; прошептать, что все будет хорошо. Она выглядела такой покинутой и одинокой. Пришлось отвести взгляд и подавить неуместную слабость.
– О господи! – прошептала Имоджен, возвращаясь к роли офицера полиции, для которого труп – обычное зрелище, и демонстративно зажала нос. Запах мертвого тела, неделю пролежавшего на полу закрытой комнаты, сшибал с ног. И все же приходилось сохранять видимость железной стойкости; так было принято в отделении полиции Плимута. Считалось важным демонстрировать напускную храбрость, иллюзию боевого духа. Если бы при виде ужасных сцен насилия сотрудники позволили себе проявить истинные чувства, то коллапс оказался бы неизбежным. Причем больнее всего душу рвали не кровавые подробности, а такие мелочи, как прилипшие к лицу девушки волосы, или то, что сейчас, зимой, она была одета по-летнему.
– Какое-нибудь удостоверение личности есть? – осведомился напарник, детектив-инспектор Браун. Они работали вместе с тех пор, как несколько лет назад Имоджен поступила на службу в отделение полиции Плимута, и хорошо ладили. По большей части.
– Проверь, если хочешь. Я трогать не буду.
– Пусть посмотрят эксперты-криминалисты. Я тоже не прикоснусь. Боюсь, лопнет.
Имоджен взглянула на рыхлую, обесцвеченную кожу. После смерти тело функционировало так же, как любое другое мертвое тело: разрушало, поедало само себя. Жившие в тканях бактерии стремились освободиться; газы копились и распирали так, что любое прикосновение грозило взрывом.
– А хлопушку тоже боишься тронуть, Сэм? Не круто, – пробормотала Имоджен и, сама того