ни его пенсия, ни её зарплата не покрывали расходы на приходящую сиделку, еду, лекарства и прочее.
Соседка предложила ей дополнительно подзаработать у друга её мужа – знаменитого художника. Надо несколько раз в неделю убирать квартиру и только. У Матвея Борисовича, так звали художника, большая студия на Сретенке, где он работает и проводит основную часть жизни, а в соседнем доме, здесь в Чертаново, живёт его семья: жена со слабым здоровьем и двое сыновей-подростков.
Недолго думая, Ася согласилась.
Матвей Борисович Павловский был пятидесятилетним красавцем с гривой кудрявых светлых волос, эпатажно одевающимся богемным небожителем. Говорил он протяжно и певуче, пристально оценивая чуть прищуренным взглядом собеседника, будто прикидывая годится ли тот или та в воплощение им его портрета на бессмертном холсте. Жена его представляла собой абсолютно бесцветное создание, тихое и немощное. Но, как потом разъяснила соседка, именно она обеспечила ему светлый и прямой путь в Союз художников, в устройство персональных выставок в Москве, России и за её рубежами будучи дочерью одного весьма важного чиновника от культуры.
Асю всё это мало волновало, платил Павловский ей довольно много и аккуратно, уборка не была слишком тяжёлой, а хозяйка слишком привередливой. Асе исполнилось к тому времени двадцать шесть лет, она не была красавицей, но и уродиной её назвать было бы смешно: худенькая, среднего роста, густые чёрные волосы собранные резинкой в конский хвост, небольшой мило очерченный рот. Вот только нос немного великоват, а так вполне, вполне ничего. Но вот карие, довольно большие глаза с лёгким прищуром, особенно, когда она во что-то внимательно всматривалась, придавали лицу какую-то особую неповторимость и выдавали потаённую глубину чувств и вместе с тем аналитический склад ума.
Однажды Павловский, посмотрев на Асю своим фирменным оценивающим взглядом, попросил ему попозировать: он собирался создать галерею образов молодых девушек и юношей для предстоящей выставки в Италии, разумеется за приличное вознаграждение. Ася согласилась, не столько из-за денег(хотя это было крайне важным аргументом), сколько из интереса и хоть какого-то разнообразия в её теперешней унылой, однообразной жизни.
Несколько раз она приезжала к нему в студию на Сретенку. Вся обстановка там переносила Асю в совершенно иной, сказочный мир, мир богемы описанный в романах, мир одухотворённый, мир восторженно прекрасный, мир ярких красок и терпких запахов творчества, мир Матвея Павловского.
Сеансы позирования закончились и Ася поняла, что мир этот уже живёт в ней – она ждала ребёнка. Матвей Борисович воспринял ситуацию без истерики и ультиматума: если Ася хочет, пусть рожает. От жены он никогда, разумеется не уйдёт, но ребёнка признает, помогать будет. Ася решила оставить ребёнка.
Господь Бог очевидно пожалел её весьма своеобразным способом, облегчил ей нагрузку и существование – когда Ася была на четвёртом месяце беременности, он призвал к себе несчастного её отца и несостоявшегося