перчатки, прикрывая голову, пытался разорвать дистанцию, но опаздывал. Тяжелые безжалостные удары соперника нагоняли Танюшкина повсюду. Несмотря на то, что пока попадали они вскользь или вязли в Славиных перчатках, его каждый раз ощутимо потряхивало.
Сердце колотилось как бешеное. Взгляд светлых граненых глаз гипнотизировал Славу. Откуда-то издалека, словно сквозь поролон наушников, долетали обрывки слов Михалыча. Тренер опять пытался напомнить ему про дистанцию.
Дистанция! С какой радостью оказался бы сейчас Танюшкин на дистанции в сто километров от жуткого монстра в перчатках, который раз за разом обрушивал на него сокрушительные удары! К черту такой бокс!
Неожиданный удар гонга застал его в глухой защите, прижатым к канатам. Почти на грани. Противник, небрежно опустив руки, кровожадно выцеливал незащищенный подбородок Танюшкина, готовый поставить в бою эффектную точку.
Когда Танюшкин, пошатываясь, доплелся в свой угол, непривычно серьезный Михалыч тихо спросил:
– Ты как, Славка? С защитой все нормально, по делу он в тебя ни разу не попал. Но дышишь как паровоз. Того и гляди свалишься! Подумай, выйдешь на второй раунд или…
В гудящей голове вспыхнула невероятная надежда – неужели сейчас весь этот кошмар закончится? Но чей-то голос, очень похожий на его собственный, неожиданно прохрипел:
– Выйду…
– Ну с богом! – махнул рукой махровый атеист Михалыч и подтолкнул Славика вперед: – Работай, герой!
Начался второй раунд. Отдохнувший соперник решил не откладывать результат на потом. Подгоняемый выкриками своего тренера: «Левой по корпусу, по корпусу работай!», он в два счета очутился рядом с Танюшкиным и принялся охаживать того по ребрам. Новая тактика оказалась неприятным сюрпризом для Славика. Получив ряд коротких, но чрезвычайно болезненных ударов, он согнулся пополам и уцепился за канаты.
Соперник хищно нависал над ним, готовясь нанести завершающий удар. Пацаны с секции притихли. Михалыч, глухо матерясь вполголоса, комкал в руках мокрое полотенце. Наступил отчаянный решающий момент.
И вдруг сквозь мутную безнадежную пелену, сквозь текущий по лицу пот и рой слепящих мошек в глазах до Танюшкина откуда-то донеслось: «Герой! Работай, герой!» – и вялые, шаткие ноги вдруг окрепли, рванули его вверх! Танюшкин резко вскинул голову, распрямляясь как отпущенная пружина, и… в следующее мгновение со стоном рухнул на колени. Казалось, на затылок обрушился отбойный молоток.
Еще некоторое время спустя он обнаружил себя в углу на стуле. Голова трещала и раскалывалась. Внутри нее полудохлой рыбиной трепыхалась мысль: «К черту такой бокс, пора завязывать!» Михалыч прикладывал к его макушке мокрое полотенце, но без особого толку. Танюшкин вяло, словно в полусне, попытался понять, что произошло и куда девался противник. Наконец его взгляд наткнулся на стертые подошвы чужих боксерок. Грозный соперник неподвижно лежал посреди ринга, и над ним хлопотала толстая медсестра в белом халате. Глаза