Словно она читала его мысли, потаенные, позорные.
Антон шагнул к макияжному столику, заставленному косметикой. Зеркало в витой раме было заклеено полиэтиленом. Пленка крепилась с помощью скотча.
– И что это за забава такая? – спросил он. – Мы в детстве в контакт играли, в вышибалы, фишки. Девочки – в резинки. А такую игру не помню.
– Повезло вам. – Улыбка завяла.
На экране маршировали карточные солдаты.
– Кого вы там видите? – спросил Антон. – Это ты надоумила Аньку зеркал бояться?
– Да нет. – Катя состроила безразличную мину. – Это традиция русская. Если в доме – покойник, надо занавешивать зеркала. Матвея сегодня домой привезли, так что он там. – Катя подняла взгляд. Антон посмотрел туда же, будто мертвец мог парить под потолком, скрестив руки. – Традиция, – повторила Катя. Она потянулась, картинно зевнула, выпятила юную грудь. Знала, что хороша, и умело этим пользовалась, бестия.
«Надо сыпаться», – подумал Антон. И продолжил стоять, будто примагниченный к шустрой девице.
– Что тебе, Сергеич, мелкая рассказала?
– Кто? А… ничего такого. У нас… сложные отношения сейчас.
– У нее со всеми сложные отношения. Ходит за мной хвостом. Я говорю: «Ань, я взрослая тетка, ты у меня гадостям научишься».
Катя подчеркнула слово «гадости», стрельнула глазищами.
– Я с ней побеседую, – сказал Антон.
– Побеседуй.
– Только, по-моему, это вы к ней ходите. Собираться негде, а?
Оглушительная трель прокатилась по комнатам. Антону вдруг вспомнились телешоу: коварные девчонки, заманивавшие мужчин в свои гнездышки, чтобы потом шантажировать полицией.
– Не бойся, – проходя мимо, Катя невзначай погладила его по плечу. – Тетки до среды не будет. Это Чижик.
– Кто?
– Чижик-Пыжик. Соседей, Сергеевич, знать надо.
Гость уже не звонил – настойчиво колотил в дверь.
– Чижик! – закатила глаза Катя.
Мол, чего еще от него ждать.
Коридорный мрак пожрал тонкий девичий силуэт. Антон выдохнул. Ну и Катька! Бойкая, переспелая. Уйти бы, не подыгрывать… Вместо этого он приблизился к макияжному столику. Подцепил пальцами отклеившийся уголок пленки, потянул.
Лицо в зеркале было темным, чужим. Он вспомнил, как мальчишкой вызывал Кровавую Мэри. Заперся в туалете с одноклассницей Нинкой Ерошкиной. Страх и секс совместимы, разве нет? Нинка держала свечу (фаллический символ), он трижды позвал Кровавую Мэри, но никто не явился из туннеля над рукомойником.
В коридоре загрохотало.
Антон прижал к раме уголок пленки. Скрыл улики преступления.
– Короче, есть идея, – сказал парнишка, задком входя в гостиную. – Я тут с одним мужиком сконтачился. Он в этой фигне сечет… умный…
Катя кашлянула. Парнишка обернулся. Лопоухий, кучерявый, в руке – черно-оранжевая рация с антенной. Всплыло подзабытое словечко «уоки-токи».
– Драсьте, – буркнул Чижик.
– Знакомься, Сань, – сказала Катя. – Анькин папка.
– Привет. –