еще и подеремся для более тесного сближения? – подумал Данилов. – Не хватает рефери и толпы зрителей. Впрочем, стоит только начать, как зрители тут же набегут».
– Не знаю.
– Можно подумать, что с родственницей этого старого пердуна не ты разговаривал?
– Я разговаривал только с родственницей Зявкина, – уточнил Данилов, – и если хочешь знать, слова «пердун» и «пациент» синонимами не являются.
– У нас – очень даже являются! – На скулах Чернова заходили желваки. – И не надо всяким тут лезть в наш монастырь со своим уставом! И не надо выставлять других дураками!
– Может, присядем и разберемся? – предложил Данилов, не отводя взора от гневных глаз Чернова. – Если словами не обойдемся, тогда можно будет перейти к более активным действиям…
– Присядем, – согласился Чернов и сел на стул.
Данилов удобно устроился на диване, демонстрируя поистине олимпийское спокойствие.
– Выкладывай свои претензии.
– У меня не претензии, – Чернов помотал головой, – у меня есть вопросы. Первый – зачем тебе понадобилось делать из меня идиота? И второй – что ты ей конкретно наплел?
– Давай я начну со второго вопроса. Я ничего не наплел, как ты изволил выразиться, а просто сообщил, что Зявкину стало лучше и что, скорее всего, его сегодня переведут в отделение.
– И обосрал меня с ног до головы!
– Чтобы совершить этот подвиг, надо иметь крылья и способности бегемота, – съязвил Данилов. – Тебя я вообще не упоминал, а вот племянница Зявкина выразила серьезное недовольство тем, как сильно ты сгущаешь краски. Я на это ответил, что мы обычно исходим из худшего, и на этом разговор закончился.
– А потом она набросилась на меня в коридоре и начала орать о том, что я садист, что я без всяких на то оснований пугаю родственников, что она сейчас пойдет к начальнику госпиталя… Что ты улыбаешься? Думаешь, я вру? Спроси у Ромы, при нем дело было!
– Верю я, верю. – Данилов сделал над собой усилие, чтобы перестать улыбаться. – Она и мне высказала нечто подобное. Только при чем тут я? Это твой персональный косяк – не умеешь правильно общаться с родственниками. Учиться, кстати, никогда не поздно.
– Это ты мне предлагаешь учиться общению с родственниками? – уточнил Чернов. – Мне? Человеку, который отработал врачом пятнадцать лет?
– Тебе, – подтвердил Данилов. – Но дело твое, если не хочешь, то можно и не учиться. Ко мне какие претензии?
– Претензии я уже озвучил!
– Виктор Владимирович! – Данилов перешел на подчеркнуто официальный тон. – Мне надо написать дневники и переводной эпикриз Зявкину. И вообще – я на работе. Если у вас все, то давайте на этом закончим, а то у меня от пустых разговоров голова болит.
Голова и впрямь стала тяжелой, и заломило в висках. «Ну и контингент у Константиныча, – подумал Данилов. – Дурак на дураке, и все такие гоношистые! Можно только посочувствовать!»
– Мне торопиться некуда, – ответил Чернов. – Пишите свои дневники, а потом мы продолжим.
«Ну