худых скулах.
– Чего уставились?! – визгливо прикрикнул он на солдат. – Несите в сани, живо!
Мобилизованные мужики, совсем не похожие на военных, сорвались с места, и, путаясь в полах длинных шинелей, с удивительной расторопностью ухватились за мешок, понесли. Поручик зыркнул на Марка пылающими глазами напоследок и, резво развернувшись, зашагал прочь со двора.
Через два дня в хату зашёл вестовой из штаба, сунул под нос Сидора Ярошенко какую-то бумагу с печатью и громко сообщил, что тот мобилизован на службу в белую армию.
Спустя неделю белое войско без боя покинуло село.
Не успела снежная позёмка замести лошадиные следы за околицей, как с противоположной стороны в село вполз потрепанный, обмороженный и голодный отряд красноармейцев. На переднем коне восседал человек, который сейчас предстал перед Марком…
– Какая встреча! – осклабился всадник в самодовольной усмешке. – Глазам своим не верю! Защитник царя и отечества! Жив ещё, георгиевский кавалер? Не подавился хлебом, что скрыл от советской власти?
– Как видишь, – не разделяя радости от встречи, угрюмо отозвался Марк. – Благодаря щедрости и доброте товарища Загоруйко ноги с голоду не протянул.
– Ты язык-то свой попридержи, контра недобитая, – прошипел, будто потревоженная змея, представитель новой власти. – Думаешь, я не знаю, как ты утаивал хлеб от советской власти? Если его у тебя не нашли, то это не означает, что ты чист перед ней. Придёт время, и большевицкая власть за всё спросит, не сомневайся!
Неостывший от бега конь Кривошеева крутнулся на месте, недовольно всхрапнул.
– Повторяю вопрос: видел ли ты повозку с двумя мужиками? – угрожающим тоном спросил Кривошеев.
– При мне здесь никто не проезжал. Разве что утром, когда я был ещё в селе, – Ярошенко неопределённо повёл плечами.
Кривошеев вцепился недоверчивым взглядом в лицо Марка. Затем с растяжкой, явно недовольный ответом, процедил:
– Ну, не видел – так не видел… какой с тебя спрос? Но учти, хитрец: если соврал – ГПУ спросит за укрывательство! По всей строгости спросит!
– Так эти двое – контра, надо понимать? – прикинувшись простаком, спросил Марк. – Вон оно что! А вы, осмелюсь полюбопытствовать, в каком сейчас звании-должности?
Кривошеев с подозрением уставился на Марка. Ему показалось странным проявленное любопытство пахаря и насторожила услужливая манера общения. В прежние времена Марк Ярошенко, по его оценке, был строптивым и заносчивым человеком.
В памяти прочно засел эпизод, когда тот в категоричной форме отказался передать своего коня в распоряжение отряда Красной Армии. Тогда его поведение было не таким смиренным, как сейчас. Кривошеев до сих пор помнит железную хватку его клешней. Чуть было сустав не выворотил, паршивец, вырывая из рук поводья жеребца.
«Чувствует свою вину перед советской властью, – рассудил Кривошеев. – Боится, что я могу припомнить прошлое, вот и лебезит».
– Я – начальник