– ва, придерживавшегося, как и они, либерального направления и Государя на людях обычно не поминавшего.
Сократ, уже изрядно пьяный, так как успел попробовать все роды вин и напитков, выставленных ресторатором, вскочил из – за стола и, выплескивая вино из бокала частично на скатерть, а частично на платье Мари, счел нужным уточнить:
– Четыре картины маслом изволил заказать и Высочайше одобрил альбом с рисунками. Господа, здоровье Государя!
Некр – в и Бот – н с неподвижными лицами подняли бокалы, Ксеничка высоким фальцетом повторил здравицу, дамы переглянулись, а Мари, только что почти рыдавшая, воскликнула с просветленным лицом:
– Как я рада, Сократ, что вы не остаетесь в России!
Вечер в ресторане Леграна был последним, когда я сидела с Некр – ым и Пан – ым. В дальнейшем мы с Жаном делали все, чтобы не сидеть рядом на всевозможных сборищах и торжествах.
Началась для меня новая эра, и временами моя жизнь казалась мне чужой, словно и не моей. Не скажу, что я выбрала любовь, – если это и была любовь, то на редкость мучительная, с безумной ревностью, припадками злости и ненависти со стороны Некр – ва, сменяемыми мольбами о прощении и минутами просветления, когда казалось, что злые силы легко можно побороть. Но побороть не удавалось.
Злые силы были сильнее. После недолгого примирения мы оба срывались, и все возвращалось на прежнее. Нет, я выбрала не столько любовь, сколько Дело. И оно на меня свалилось – огромное, важное и увлекательное, но также сверхсложное, требующее напряжения всех сил и часто утомительное. Но на первых порах счастью моему не было предела, мне казалось, что я участвую в самом Главном деле времени.
Даже сейчас, когда прошло столько лет и история наверняка уже вынесла свой приговор и тем людям, которые были вокруг меня, и тому Делу, в котором мы сообща участвовали, сама я продолжаю считать, что была права. И уверена: мой приговор совпадает с судом истории. Журнал и все что с ним соприкасалось – было Главным делом времени.
Невероятным для самой себя образом из «разливательницы чая» превратилась я в писательницу, сотрудницу Журнала, под мужской фамилией – a la Gеrge Sand – начавшую писать рассказы, повести и даже многостраничные романы на пару с Некр – ым. Как говорится, лиха беда начало. Подтолкнул меня к писанию Некр – в, поверивший в меня безгранично еще до того, как я написала хоть строчку.
– Ты не можешь не писать, – говорил он мне, – у тебя столько накопилось в памяти и в душе, что все это рано или поздно должно выплеснуться на бумагу.
И продолжал:
– Да и окружение… погляди, какое у тебя окружение, – все кругом тебя пишут, ты варишься в этом соку, слышишь разговоры… недоразумение, что до сих пор ты была только прилежной читательницей.
Надо сказать, я клюнула на эту приманку: полезно, чтобы кто – то увидел нас в малопредставимой нами роли, а уж дальше воображение начинает двигаться в направлении подсказки. Помогло еще и то, что мое первое произведение, принесшее мне много слез и горя, одобрил критик Бел – й. Причем одобрил, не зная,