семьи, он был из казаков.
Зверь заскулил, еще раз посмотрел на меня и обмяк.
Я навсегда запомнил этот момент: два горящих диких желтых глаза смотрят на меня. Прямо на меня, мне в глаза, как будто разговаривают со мной.
‒ Его наверняка отравили, и он пришел сюда умирать.
‒ Как это ‒ отравили? ‒ спрашиваю я.
‒ Просто убили овцу, а потом набили ее отравой. А он и слопал. Ты же не смотрел ему в глаза, Адам? ‒ спросил дядя Николай. ‒ А то есть одна легенда. Если посмотреть в глаза зверю перед его смертью, душа его к тебе перейдет, ведь глаза ‒ зеркало души.
Я потом всю ночь не спал, думал о том, что он сказал.
2
За несколько месяцев до войны многие дома опустели, многие наши соседи спешно уехали, особенно не местные, у кого не было тут корней. Жизнь изменилась, стала другой, воздух как будто стал тяжелым, и дышать стало нелегко. Наша улица опустела и затихла.
Не было уже общих веселых праздников. Те, кто остался, тоже как будто стали чужими и незнакомыми. Везде в воздухе веял вирус тревоги и недоверия. И мы все заразились. Затишье перед бурей.
На днях мой отец о чем-то громко спорил с дядей Николаем.
‒ Уезжай, Умар, бери семью и уезжай. Я тебе помогу.
‒ Нет, Николай, я никуда не поеду. Здесь мой дом, моя земля. Я не вор, не трус и не предатель. Здесь жил мой отец, мой дед. Здесь лежат мои предки.
‒ Тогда прощай, ‒ глубоко вздохнул Николай. ‒ Да хранит тебя Аллах.
И они обнялись как в последний раз.
‒ Запомни, парень, нет плохого народа, есть плохие люди.
Мы столкнулись с дядей Николаем у ворот.
Обычно веселый и полный сил, он выглядел подавленным.
А потом уехал, как и многие остальные. Без него жизнь стала еще более серой.
Но было в этом сером тумане яркое светлое окно. Моя сестренка Зара подросла. Она была очень живой и шустрой девочкой. Непоседой и любимицей, которую все обожали. Но мне казалось, что я любил ее больше всех. А она больше всех любила меня. Ведь даже первое слово, которое она произнесла, было Адам ‒ мое имя.
Я научил ее ходить, я мог часами гулять с ней по нашему маленькому двору. Она держала меня за большие пальцы, делая первые неловкие шаги.
Мансур назвал ее медвежонком.
У нее были большие черные глаза, как у мамы, и длинные пушистые ресницы. Хотя такие ресницы были и у меня.
Мансур дразнил меня в детстве, говорил, что я похож на девочку, и не понимал, зачем мужчине такие ресницы.
Она очень быстро научилась говорить, она была умным ребенком.
Прошло еще пару лет, и она уже пела своим звонким голосом.
У нее был хороший голос, и, когда я уставал после школы и домашней работы, она мне пела:
В горном ауле, там, где в июле снега,
По небу ходят рядом с тобой облака,
Что же ты медлишь?
Что ты меня не зовешь?
Как же на свете ты без меня проживешь…
А еще она была очень любопытной и любознательной.
Однажды она подошла ко мне:
‒ Брат, дядя Николай рассказал одну историю.
‒