в сторону торговых рядов. Наблюдавший за ними сквозь пальцы юродивый сел на земле и оглядел себя. Убедившись, что цел и невредим, он встал на колени, повернувшись к храму спиной, к Москва-реке лицом, и, широким движением руки крестясь, принялся бить поклоны.
– Ты что ж это вытворяешь? – вскричал один из его вразумителей, оглянувшись на юродивого. – Разве ж можно храму зад казать, крестясь на воду?
– Нет в том греха, чтоб креститься на воду, нас всех водой крестили, а вот на могилку собственную креститься не пристало? – откликнулся блаженный.
Другой мужик, поглядев на купола храмовые и снова себя крестом осеняя, возмутился:
– Могилу-то где ты увидал здеся?
– Я наперед много чего завсегда вижу, – отвечал юродивый с хихиканьем. – Тому еще не скоро время придет, что сегодня мне видимо.
– Не пойму, о чем он толкует, – сказал мужик с досадой. И поглядел на другого: – Никак обидное что? Может, еще ему наподдать?
– Будя с него, – ответил тот. – Юродивые никогда ясно не говорят. Айда к Прову, нам от него калачи за услугу причитаются.
Пров, чьи лотки с калачами блаженный Василий стал опрокидывать и, не отгони его мужики, весь товар бы его по земле разбросал, отблагодарил добровольных помощников не скупясь – щедро угостил каждого своей сдобой. Сам калашник с крепким телом Василием связываться не решился. Да и вид почти голого круглый год блаженного заставлял его робеть: волосы длиннющие свалялись в неразделимые космы, борода вся нечесаная, на руках и на ногах ногти так отрасли и скрутились, что, кажется, назад в плоть врастают – к такому даже подступиться страшно.
Да только не рады оказались мужики дармовым калачам Прововым и спустя три дня заявились к нему в ряды торговые да накинулись со словами бранными. Радуясь щедрому угощению, они понаедались от пуза, а под вечер каждого скрутило, да так, что они потом три дня то и дело до ветру бегали, едва успевали портки стягивать.
Струхнувший Пров признался, что калачи испек из негодной, с плохой примесью муки, пожалел выбрасывать. Мужикам после трехдневного прослабления не до кулачной расправы было, по пятаку получивши в утешение от торговца, они направились в медовый ряд. Когда увидели по пути юродивого с цепями на голом теле, то, обступив его, принялись они извиняться, мол, знать не знали, что он негодный товар с лотков скидывал. Копеечку каждый пожелал ему подать, но Василий отказался, сказал со смехом, по бедрам ничем не прикрытым себя хлопая, что некуда ему подаяние прятать за неимением карманов. «Хлебца лучше купите, – добавил напоследок, – братьев своих покормлю».
Целый каравай мужики ему купили, да юродивый ломоть небольшой отломил и вернул им хлеб. И к храму направился. Мужикам любопытно стало, какие такие братья могут быть у нагого юродивого, и следом за ним двинулись. А Василий перед храмом уселся, принялся крошить ломоть и крошки птичкам разбрасывать.
Мужикам захотелось расспросить юродивого, какого он рода, откуда в