Эйвон вздохнул, как уставшая лошадь, – я слишком часто вспоминаю Эгмонта, но его жизнь придавала смысл и моему существованию. Мир несправедлив, великие погибают, а ничтожества продолжают влачить тяготы бытия. Их удел – оплакивать невосполнимую потерю.
Если б невосполнимую! Красотун Альдо на пару с сынком проклятущего Эгмонта восполнили так, что выходцам тошно.
– Скажите, граф, – еще немного, и она удерет, а Ларак пусть ловит вчерашний день сколько душе угодно, – вам не надоело быть родичем Эгмонта?
– Я знаю, что недостоин его, – испугался граф, – я… Я говорю об Эгмонте не потому, что хочу подняться в ваших глазах.
Закатные кошки, чтоб подняться в ее глазах, нужно скакать за помощью к Савиньяку, а не ныть о незадачливом заговорщике. Жаль, нельзя заткнуть дурня своими покойниками: Ларак про Эгмонта, она про мужа-выходца. Вот разговор бы был!
– Я вижу в вас графа Эйвона, – решила проявить милосердие капитанша, – но я слышала от слуг, что здесь встречаются призраки.
– О да, – воспрянул Ларак, – я своими глазами видел тут людей с мечами. Это был самый несчастный день в моей жизни!..
И надо ж было ей совать палку именно в это дупло, теперь придется слушать, но призраки – это последнее, на что ее хватит. После призраков – в трактир! К горячему вину, мягкому хлебу и мясу, сочному, с хрустящей корочкой, на подушке из жареных овощей…
– Сударь, – не подхлестнешь, до вечера не начнет, – когда это было?
– Восемь лет назад, – с готовностью начал Ларак. – Эгмонт повел войска на соединение с Эпинэ. Мои родичи, друзья ушли сражаться за свободу, а я остался в Надоре. Госпожа Арамона, я никому об этом не рассказывал. Никому!
– Даже вдовствующей кузине? – подняла голову обитавшая в Луизе гадюка. – Неужели вы так скрытны?
– Никому, – простодушно подтвердил Эйвон, – но вам я расскажу все. Я был болен, но тревога и сознание собственной никчемности были страшнее болезни. Я не находил покоя, и ноги сами принесли меня сюда, на любимую скалу Эгмонта.
Небо покрылось тучами, вставал туман, было тяжело дышать. Я устал и присел на один из валунов, потом встал, чтобы идти дальше, и вдруг увидел человека. Он стоял на такой же высоте, что и я, и смотрел мне в лицо.
Незнакомец был в цветах Дома Скал, и я решил, что это гонец, поднявшийся за мной, но не желающий прерывать мои размышления. Я его окликнул, он не ответил, тогда я пошел к нему; он тоже двинулся мне навстречу, повторяя мои шаги, движения, жесты…
Когда между нами осталось нескольких шагов, я узнал в нем самого себя. Признаюсь, я испугался, но постарался этого не показать. Я протянул к своему двойнику руку, он сделал то же, я закричал, и эхо четырежды повторило мой крик. Меня охватил ужас, не понимая, что делаю, я выхватил шпагу. Призрак тоже обнажил клинок, и тут я увидел, что это не я, а Эгмонт. Он смотрел на меня, я на него… Не помню, сколько это длилось, потом мне в глаза ударил солнечный луч, показавшийся алым. На мгновенье я ослеп, а когда снова смог видеть, призрак исчез.
Голова у меня кружилась,