а женщины обожали его. Высокий златокудрый красавец с лицом, как будто сошедшим с римской фрески, он унаследовал внешность своих польских предков. Широкоплечий, стройный, с длинными сильными ногами, он двигался с грацией тигра. Когда граф фехтовал или танцевал на балах, немало женских глаз останавливалось с немым восхищением на этом античном божестве с яркими зелеными глазами. Но благородные дамы его не интересовали, зато длинная вереница актрис, балерин, певиц, выступавших в театрах столицы, прошли через особняк на Английской набережной. Ни одна не задерживалась здесь надолго, все они, удаляясь с печалью в сердце от потери расположения этого красавца, уносили как утешительный приз полный кошелек и шкатулку, набитую драгоценностями.
Прослужив в гвардии пять лет, Александр уже не так восторженно относился к прелестям веселой офицерской жизни. К двадцати пяти годам он устал от обожания своих молодых товарищей, кутежей, вечного беспорядка и проблем в доме, превращенном им в офицерский клуб. Поэтому в декабре 1811 года его даже обрадовало письмо дяди, в котором тот предупреждал племянника о своем приезде через две недели в столицу для встречи с докторами. Дядя со старинной учтивостью выражал надежду, что если Александр не возражает, то он мог бы остановиться в доме на Английской набережной, оставляя за скобками то, что сам этот дом столько лет содержал.
Посмотрев на дату, поставленную на письме, Александр понял, что на приведение дома в порядок у него осталось всего три дня. Выругавшись, он вскочил с кровати, на которой приходил в себя после вчерашнего кутежа. Голова предательски закружилась, а во рту разлилась горечь. Молодой человек ухватился за стул и выругался еще раз. Дернув сонетку, он позвонил, вызывая камердинера. В отличие от других офицеров он не держал камердинера-француза. Еще в университете в Германии он нанял камердинером молодого немца Людвига. Спокойствие и невозмутимость немца остужали горячий нрав молодого графа и создавали иллюзию равновесия. Поэтому Александр, возвращаясь в Россию, уговорил Людвига поехать с ним, о чем еще ни разу не пожалел.
Вот и сейчас Людвиг с невозмутимым видом вошел в спальню, неся принадлежности для бритья и кувшин с горячей водой. Александр рухнул на стул перед зеркалом. Вид у него был ужасный, но он знал, что камердинер наложит компрессы, побреет, причешет, и после его волшебных рук граф Василевский снова будет похож на человека. Людвиг не подвел. Через час из зеркала смотрел красивый молодой человек, одетый в белый колет кавалергарда. О слегка томных глазах только самый злой недоброжелатель мог сказать, что в них отражаются следы вчерашней попойки, а добрый человек сказал бы, что молодой граф, наверное, мечтает о своей избраннице, и порадовался бы за него.
Натянув блестящие сапоги, Александр щелкнул каблуками, подмигнул своему отражению и отправился наводить порядок в своих авгиевых конюшнях. В большой «муаровой» гостиной, получившей свое название из-за стен, обитых светло-голубым муаром, всё