м на столе, за спиной спящего виден ночной город. В дверь осторожно заглядывает молодая женщина в строгом костюме и с подносом в руке. Поставив рядом с ребенком кружку дымящегося молока, она на цыпочках отходит, прижимая поднос к груди двумя руками. Мальчик поворачивает голову к кружке и ворчит:
– Мааам, говорил же, не буду молоко…
Окончательно проснувшись, он трет глаза, замечает застывшую у двери женщину.
– Спасибо, на сегодня все. Можете идти, – говорит ребенок. Она лучезарно улыбается и выскакивает за дверь.
На двери золотыми гвоздиками прибиты две аккуратных таблички. На верхней написано «Вафель». На нижней – «В конце концов».
Вообще-то, название придумал не он. В мае его придумала мама.
Тогда она все время обнимала бабушку и спрашивала одно и то же:
– Когда он уедет, в конце концов? – а бабушка в ответ всхипывала и качала головой.
Вафель прекрасно знал, что такое «в конце концов». Но куда и зачем он тогда ехал, никто не объяснял, поэтому он решил называть это место именно так. Он не боялся ничего. Мог прыгнуть с забора соседской дачи, дружил со всеми собаками во дворе, даже с самыми злыми, однажды поймал огромную бабочку, которая бросалась на кухонную лампу так, что абажур шатался, и перепугала маму до слез. Вафель не боялся темноты и заглядывать под кровать, но ехать, в конце концов, оказалось страшно.
Вафель, конечно, спрашивал, куда его отправляют, но мама смотрела на него, как на ту бабочку под абажуром. Как будто боится настолько, что сейчас закричит и расплачется. Папа, наверное, ответил бы, но он еще в апреле уехал в командировку. А бабушка только махала руками и повторяла:
– Не знаю я ничего, не знаю! Не было меня там!
Вафеля ни разу так не наказывали. И когда разбивал чашки из бабушкиных сервизов, и когда подрался с мальчишками летом, а одного, самого противного, столкнул в реку, и тот чуть не утонул. Вафеля ругали, оставляли без десерта и запрещали гулять, но сейчас все было по-другому. Он сделал что-то действительно ужасное. Проблема в том, что не мог вспомнить, что.
Рано утром мама отвезла Вафеля на вокзал. Там они прошли мимо поездов и долго бродили среди больших автобусов. Из одного, черного, вышел водитель и помахал папе рукой. Они подошли ближе.
– Табличка же, неужели не видите? – ткнул водитель рукой в стекло автобуса.
Вафель хотел прочитать, что там написано, но табличка была слишком высоко.
– Этот, что ли? – водитель приподнял Вафеля подмышки и поставил на нижнюю ступеньку автобуса. Вафель тут же споткнулся и упал на следующую, но мама уже отвернулась, помогая водителю убрать сумку в багажный отсек.
Вафель даже не успел подняться, а водитель уже пробежал мимо, зашуршала дверь, и автобус, вильнув, выехал на дорогу. Вафель снова упал.
В салоне сидели дети. Дети были странными. Нормальные дети точно смеялись бы, глядя, как Вафель стоит на четвереньках, и не может подняться, потому что автобус снова начал поворачивать. Здесь только несколько самых младших посмотрели на него и снова занялись своим. Кто-то читал, кто-то играл, сосредоточенно глядя в экран телефона, некоторые писали в тетрадях. Автобус был полон детей, но при этом в нем было абсолютно тихо. Вафель сам не понял, почему, но снова испугался. Сильнее, чем утром, когда мама сказала, что пора ехать, в конце концов.
В этом автобусе даже свободные места были странными. Почти все пассажиры сидели у прохода, а когда Вафель протиснулся мимо мальчика в огромных наушниках к окну и открыл занавеску, сосед молча куда-то пересел. За окном было видно только туман и мокрый асфальт на дороге, так что от скуки Вафель скоро уснул.
Когда проснулся, часы над креслом водителя мигали цифрами 15:26. На кресле рядом стояли коробка с сэндвичами и маленькая пачка молока с соломинкой. Молоко Вафель терпеть не мог, но пить хотелось. Он посмотрел в щель между креслами. Сзади сидела девчонка постарше, класса из десятого, и что-то маркером подчеркивала в толстенной книге.
– У тебя тоже молоко? – спросил Вафель, не особо надеясь на ответ.
– Еще сок был, но ты спал, будить не стали, – подняв на секунду глаза, сказала девочка, умудряясь проводить розовую черту по тексту, даже не глядя.
– Черт! – Вафель повалился на свое сиденье, думая, что с ним первый раз заговорили за две недели. Он ковырял сэндвич, когда увидел прямо перед лицом ладошку с пятнами от розового маркера на пальцах.
– Что смотришь, молоко свое давай. Я поменяю, – девочка взяла у него пачку и ушла куда-то в конец автобуса. Пока она ходила, Вафель прочел название книжки, которую она оставила на сиденье.
– «Полный справочник невропатолога». А невропатолог – он разве не нервы лечит?
– Иногда лечит, – девочка кинула картонную коробочку с соком к нему на колени и оперлась о спинку сиденья, – А что?
– Но он же тогда должен быть нервопатологом, нет? – озадаченно ткнул пальцем в обложку Вафель.
– Не должен, – она немого улыбнулась, – Это от греческого слова «нейрон», а «нерв» –