мужика надо, только где ж его возьмешь? Настоящие – они таких мышек забитых не любят, они стервозных баб любят! Хотя, ты знаешь, если быть честным, вот такая Ксюша Белкина сидит в каждой русской бабе, какую ни возьми! В ком-то в большей степени, в ком-то в меньшей – уж поверь мне, знатоку женскому! Кто-то в себе Ксюшу Белкину вглубь загнал, и она там сидит и пикнуть не смеет, кто-то изо всех сил по тренингам бегает, себя переделывает… А кто-то вообще искренне считает, что вот именно она и не такая, а случились обстоятельства – и тут же вылезает из нее Ксюша Белкина…
– Значит, я – имя почти нарицательное? Что ж… Может быть… А знаете, Иван Ильич, у меня ведь даже игра такая есть! Как будто я в других впрыгиваю! Я на улице когда вижу красивую девушку в короткой норковой шубке, мне сразу представляется, будто это я иду… Само собой представляется, и даже иногда кажется, что я на самом деле в нее, в эту девушку, переселяюсь! Смешно, правда? Вот возьму и переселюсь совсем в одночасье…
– А ты такую же шубку хотела бы носить?
– Ой, да что вы…
– Что вы, что вы… – передразнил ее Иван Ильич. – Вот мужики как раз таких и не любят, которые даже хотеть ничего не смеют! Жалко мне тебя, Ксюша…
– Значит, меня и полюбить никак нельзя, да? – упавшим голосом спросила Ксюша. – Только пожалеть можно?
– Пока не научишься любить и ценить себя – никто тебя не полюбит! Так что учись – не со мной же, стариком, тебе жить!
– А я хочу с вами… Правда! Никакие настоящие, как вы говорите, мне не нужны. Вы и есть самый для меня настоящий…
Неожиданно для себя она расплакалась. Теплые слезы быстро скатывались из грустных больших глаз, никогда не знавших косметики, катились по скуластым и бледным щекам, по ранним глубоким морщинкам, попадали в уголки губ, и она быстро слизывала их, ощущая на языке терпкую безысходную горечь, и хотелось опять расплакаться в голос, уже по-настоящему, чтоб с подвыванием, как давеча с Олькой, да она не смела…
– Не надо, девочка… – дотянулся рукой до ее лица Иван Ильич. – Не надо… Я же тебе верю, что ты, глупенькая! Что смогу, все для тебя сделаю! Сколько мне отпустит жизнь времени – до минутки тебе отдам! Может, и сам спасусь – на том свете потом зачтется… Ничего, Ксюха! Будет и у тебя праздник, уж об этом я позабочусь… Приоденем тебя, кремами да притирками вашими женскими отполируем, кудрей тебе навьем – еще красивше всех будешь! И с Олькой твоей чего-нибудь придумаем! Может, учиться куда определим или в самом деле замуж выдадим! У нее сейчас просто дури в голове много, а так она девчонка хорошая!
– Не надо… Что вы, Иван Ильич…
– Ничего, Ксюха, поднимай голову выше! Мне бы теперь только подняться, а то уж совсем было помирать собрался. Сейчас и сам вижу – рано еще! И с жильем вас с Олькой определить надо, не век же вам с матерью в коммуналке жить! Надо поговорить с Лизкой на эту тему, я думаю, она мне не откажет…
– Ой, что вы! Не надо, Иван Ильич! – сквозь слезы испуганно взглянула на него Ксюша.
– Что ты заладила одно – не надо да не надо! Уж я теперь лучше знаю, что надо… Твоя любовь