будущего. Он терпеливо ждал, пока ее взгляд снова не сфокусировался.
– У тебя есть причины для отказа? – спросила она.
– А как же мои политические принципы?
– Они намного отличаются от их?
– Я не африкандер.
– Возможно, это твое преимущество. Ты станешь их английским символом. Тебе дадут особый статус. У тебя будут развязаны руки. Уволить тебя для них будет трудней, чем кого-нибудь из своих.
– Я не согласен с их политикой относительно туземцев, с апартеидом. В финансовом отношении она неразумна.
– Боже, Шаса! Ты ведь не веришь в равные политические права черных и белых? Даже Сматс этого не хотел. Ты не хочешь, чтобы нами правил новый Чака, чтобы на черного диктатора работали черные судьи и черная полиция? – Она содрогнулась. – Нас тогда ждет быстрая расправа.
– Нет, мама, конечно нет. Но апартеид – это просто способ захапать весь пирог. Следует оставить кусок и им, нельзя жрать все в одиночку. Это верный рецепт неизбежной кровавой революции.
– Хорошо, chеri. Если ты будешь в правительстве, ты сможешь позаботиться о том, чтобы они получали удары кнутом справедливо.
Шаса с сомнением посмотрел на нее и принялся выбирать в золотом портсигаре сигарету, потом закурил.
– У тебя особый дар, Шаса, – убедительно заговорила Сантэн. – Твой долг употребить его на общую пользу.
Он по-прежнему колебался, желая, чтобы мать высказалась яснее. Ему надо было знать, что она хочет этого так же сильно, как он.
– Мы можем быть честны друг с другом, chеri. Именно к этому мы стремились с тех пор, как ты был еще ребенком. Берись за эту работу и делай ее хорошо, а потом – кто знает, что может последовать.
Оба молчали, понимая, что это значит. Они ничего не могут поделать: в их природе заложено стремление к самой высокой вершине.
– А как же Блэйн? – сказал наконец Шаса. – Как он это примет? Не хотел бы я признаваться ему.
– Это сделаю я, – пообещала она. – Но тебе придется сказать Таре.
– Тара, – вздохнул он. – Вот это будет проблема.
Они снова помолчали, потом Сантэн спросила:
– Как ты это сделаешь? Если перейдешь на ту сторону, станешь мишенью для враждебной критики.
Итак, они договорились; оставалось только обсудить методы.
– На следующих общих выборах я буду выступать под флагом националистов. Мне дадут надежный избирательный участок, – сказал Шаса.
– В таком случае, у нас мало времени для проработки деталей.
Они говорили еще целый час, планируя предстоящие действия с той тщательностью и предусмотрительностью, которые много лет делали их команду такой успешной, пока Шаса не взглянул на мать.
– Спасибо, – просто сказал он. – Что бы я делал без тебя? Ты жестче и умней любого знакомого мне мужчины.
– Убирайся, – улыбнулась она. – Ты знаешь, что я терпеть не могу похвалы.
Оба рассмеялись.
– Я провожу тебя вниз, мама.
Но она покачала головой.
– Мне нужно еще подумать. Оставь меня здесь.
Она