Григорий Степанович Щербина, о смерти которого сообщает телеграф, уроженец города Чернигова», – монотонно продолжил Агасфер. – «Среднее образование он получил в черниговской гимназии, а высшее – в московском Лазаревском институте». Тут грамматическая ошибка, господин Терентьев! – название учебного заведения с прописной буквицы писать надобно!
– Довольно! А вот это, к примеру: «Новая механическая пушка. На днях в Лондоне…»
– «…производилось двумя американскими генералами испытание нового механического орудия “Кливленд”. Орудие весит 450 фунтов и выпускает с одного завода 25 зарядов в 1 ф. весом. При испытании пушка делала 800 выстрелов в минуту, без нагревания дула…»
– Довольно! Вы просто феномен, господин Агасфер! Если это, конечно, не какой-либо трюк наподобие циркового!
– Помилуйте! Какой же тут цирк! На ваших глазах все делается!
– Восхищен вашей скромностью, но не могу, не имею права скрывать от господина полковника сии сверхъестественные способности! Хотите вы или нет, я обязан доложить ему о подобном феномене!
– Да я, собственно, ничего и не скрывал, – пожал плечами Агасфер. – Сам могу рассказать…
За обедом Терентьев выпил пару лишних рюмок, без конца шутил, много рассказывал о своем армейском прошлом. И, как показалось Агасферу, просто беспардонно лез к нему в душу, стремясь поскорее стать своим «в доску». Однако некая фальшивинка в новом приятеле все-таки чувствовалась. Развивший в себе за 20 монастырских лет большую наблюдательность, Агасфер чувствовал в Терентьеве напряженность – сродни постоянному опасению сказать что-то лишнее.
Что стояло за этим, Агасфер пока не понимал. Но старался не «подыгрывать», не изображал готовность немедленно стать «поверенным в секретах и сердечных делах».
После четвертой рюмки Терентьев, доверительно подвинув стул поближе и понизив голос, многозначительно поинтересовался – как у Агасфера обстояли в монастыре дела с «женским вопросом»? Дело-то житейское – не может же молодой мужчина много лет, вопреки физиологии, обходиться без женского пола? А другие монахи? Наверняка монастырские стены – ну признайтесь, господин Агасфер! – не столь уж неприступны в этом плане. Неужели в монастыре не было ни прачек, ни прочей, иногда и специально содержащейся для подобных целей, женской обслуги?
– Совсем-совсем не было? Но ведь человеческое естество никуда не денешь и ничем, простите, «грех воздержания» не замолишь!
Или через минуту:
– А верно ли говорят, что в таких чисто мужских сообществах чрезвычайно развиты противоестественные интимные связи?
Не добившись от собеседника исчерпывающих ответов, Терентьев тяпнул пятую рюмку и заговорщицким тоном предложил Агасферу нынче же – а чего откладывать, дело-то солдатское! – совершить «набег» на «приличный бордель»!
– Нет, в самом деле, дружище, так же нельзя, – бормотал он в ухо Агасферу. – Ненадолго «выпустить на волю» мужскую плоть – это же так естественно! Да вы, после стольких лет воздержания, произведете фурор