минут они прибыли в Медведково, то застали двух растерянных, несчастных старых женщин. Обе плакали тихо, почти беззвучно, по морщинистым щекам Дины катились крупные слёзы, Злата прерывисто всхлипывала. Тоню пронзило острое чувство жалости, сострадания и растерянности перед внезапно случившемся горем, неожиданным горем для этих старых одиноких женщин, у которых и осталась-то единственная отрада – их Юрочка, и теперь они могли лишиться и этой последней радости своей заканчивающейся жизни.
– Юрочка, сыночек мой, ненаглядный… Злата, если с ним что-то случиться, я не переживу… как это возможно, чтобы родители переживали своих детей, как это возможно, чтобы мать не смогла ничем помочь своему ребёнку, зачем так устроено? Господи, помоги ему… – бормотала Дина, сидя на своей кровати и, то сжимала крепко до боли свои трясущиеся худые пальцы, то проводила ладонями по морщинистому лбу, тёрла виски покачивая при этом головой в разные стороны то назад, то вперёд, то налево, то направо. Она постоянно при этом повторяла «Юрочка, сыночек, мальчик мой». Тоня подумала, что Дина бредит и недоуменно посмотрела на Злату. Та в свою очередь перестала плакать и уставилась на обезумевшую Дину.
– Дина, девочка моя, ты что такое городишь? Какой сынок, какая мать? Это у Юрочки инфаркт, у нашего племянника, – Злате казалось, что сестра от ночного внезапного звонка Ани, от неожиданности, от потрясения просто сошла с ума и несёт всякий бред. Она перестала плакать и стала всячески успокаивать Дину, пытаясь привести её в чувства. Но та продолжала повторять своё: – Сыночек мой родной, кровинушка моя, Господи, спаси его.
На какие – то доли секунды Злата замерла, а затем твёрдым голосом, вполне спокойно сказала:
– Во-первых, Дина, немедленно прекрати истерику, у Юры просто инфаркт и врачи сделают всё возможное, а, во-вторых, объясни, пожалуйста, что ты тут наговорила, я жду… Тонечка, принесите ей, пожалуйста, воды и накапайте нам всем валерьянки. Нет, мне лучше корвалол шестьдесят капель.
Тоня совершенно изумлённая пошла выполнять распоряжение Златы, она никогда бы не подумала, что старшая из сестёр, всегда более летающая где-то в облаках, может так вот вдруг приземлиться, собраться и не паниковать, а Дина, сильная и стойкая Дина, наоборот – совсем раскиснуть. Получается, что сёстры поменялись ролями перед лицом каких-то новых, ещё неизвестных обстоятельств.
Когда Дина выпила принесённую ей порцию валерьянки и запила полным стаканом воды, она немного успокоилась. Злата, допив свою порцию спасительного зелья, села на вольтеровский стул напротив сестры итвёрдым, не терпящим ни малейшего возражения голосом старшей сестры, потребовала:
– Я жду, Дина, объясни всё. Ты же не сумасшедшая, рассказывай!
И Дина, уже вполне пришедшая в себя, тихим ровным голосом, с какой-то обречённостью начала:
– Что рассказывать… помнишь в сорок первом, когда Марика мобилизовали, помнишь? Вы тогда ещё с хором в Каширу на ГРЭС поехали концерты давать?
– Помню, конечно, это в сентябре было, мы там неделю работали, я ещё