неизменные, например, я тоже в 4 года, вылепив клоуна, присундучил ему руки к животу. Не к плечам, а к животу. Но есть и стремительно меняющиеся обстоятельства. Моя воспитательница Марья Васильевна, выросшая в СССР, где кроме реализма мог быть только соцреализм, увидев эти художества, обратила мое внимание, на анатомическое несоответствие. А когда я спросил, – "Ну, и что такого?", добрейшая Марья Васильевна, обращаясь к группе, произнесла речь, кардинально повлиявшую на мои эстетические воззрения. «Ребята», – сказала она, «Посмотрите, что сделал Ванечка! Он приделал клоуну руки не к плечам, а к животу, и спрашивает, мол, а что тут такого, Марья Васильевна? А, представь, Ванечка, если я тебе сейчас руки из плечиков вырву, да к животу присундучу…» И я представил… Несчастная Марья Васильевна (действительно, самая добрая на свете воспитательница, очень любил её) не могла успокоить меня до самого прихода моих родителей. Только рыдания и конвульсии отпускали меня, как я снова представлял, как добрейшая Марья Васильевна отрывает мне руки от плечиков, и присундучиваетвает их мне к животу. С тех пор прошло почти сорок лет, и когда нелегкая забрасывает меня на выставку чего-нибудь современного, минуты через три, начинает дергаться глаз, и немного отдавать в ногу, потому что я снова и снова представляю, как она отрывает и присундучивает. А дочь моя живет в свободной стране. И ее воспитательницы, скорее всего, в курсе всех последних веяний современного изобразительного. Ей можно. Присундучивай, Василиса!
Гомосеки
Три раза в моей жизни незнакомые, пьяные мужики зазывали меня к себе домой. Два раза это были гомосеки. Один из этих двух гомосеков пытался охмурить меня. Но, по порядку.
Пьяный мужик №1.
Мне было 14 лет. Я обожал кататься на велике. Даже пытался трюкачить. Конечно, не так, как это делает молодняк сейчас, но проехать пару-тройку метров на заднем колесе у меня получалось. И вот за этим-то занятием и застал меня пьяный мужик №1. Он курил и наблюдал за нами из окна второго этажа сталинского дома, перед которым мы с моим другом развлекались. Видно было, что он сильно пьян и чем-то ужасно доволен. Поначалу он относился к нам, как к части пейзажа. Потом, вдруг, спросил, – «Ей, пацаны! «Битлов» знаете?» Мой папа умел играть на гитаре песню «Битлз» «Girl». «Конечно знаем.» «Что за песня сейчас звучит, кто ответит?» «Не слышно. А это у вас «Битлз» играет?» «Поднимайтесь ко мне!» Обычная советская коммуналка. Дядька жил аскетично, но аккуратно. Большую часть пространства в комнате занимал огромный катушечный магнитофон и шкаф с бабинами. Он ставил нам разные композиции, и счастливо прищурившись, ждал, пока мы отгадаем, что за песня. Мы не отгадали ни разу, так как «Girl» он не заводил, а у моего друга папа на гитаре вообще не играл. Я не выдержал, – «А что за песни странные? Никто ж не поёт!» Наконец дядькина улыбка оформилась в заразительный смех. Он ждал этого вопроса. Это был никакой не «Битлз». Выяснилось, что его любовь к «Битлам», вылилась в то, что он начал коллекционировать музыку «Битлз»,