тупую обречённость.
Элдина привели на площадь, где уже собралось много народа, в основном это были не горожане, а знатные офицеры и воины. Элдина ввели на эшафот. Поддерживаемый с двух сторон воинами, Элдин шёл по ступеням эшафота медленно, как во сне. То состояние опустошённости, в котором он пребывал всё это время, покинуло его, и все чувства с новой силой пробудились в нём. Он поднял голову и огляделся по сторонам. Он увидел жестокие лица собравшихся на площади людей. Начальник стражи, стоявший у самого помоста, глядел на Элдина и улыбался. Элдин прочёл в его глазах злобное торжество. Когда Элдин, поднимаясь по ступеням эшафота, проходил мимо него, начальник стражи подошёл к лестнице и, взявшись рукой за перила, ухмыляясь, проговорил:
– Ты думал обхитрить меня? Но тебе этого не удалось, – заговорил он, и конвоиры Элдина остановились.
– Теперь первые роли перешли в руки моих офицеров. Я жалею, что не был вчера на этом удивительном «представлении». Мне бы доставило величайшее удовольствие, смотреть, как ты мучаешься. Ну, что, Актёр, сегодня занавес для тебя опустится навсегда. Сегодня твой последний выход, – он говорил эти слова и, Элдину каждое его слово причиняло муки, не сравнимые с той физической болью, что он испытал накануне.
«Ах, зачем он мучит меня. Приказал бы убить сразу. Не могу я больше выносить это издевательство», – подумал Элдин и попытался отвернуться, но воин, стоявший за ним, силой ударил его железным прутом по шее, и Элдину пришлось смотреть в лицо этого жестокого человека.
Видимо, его мысли отразились в его глазах, потому что его мучитель воскликнул с сатанинским хохотом:
– О! Тебе, я вижу, неприятны мои слова. Теперь ты знаешь, что словом можно ранить сильнее, чем плетью или калёным железом. Не отворачивайся, смотри мне в глаза. В твоих глазах я вижу страх и отчаяние. Я вижу, что твоя душа возмущена моими речами. Ты злишься, но твоя злоба тебе не поможет. Мне приятно смотреть на твои страдания, – он говорил тихо и медленно, часто прерывая речь смехом. Голос его был приторно сладок. Он часто замолкал, чтобы в полной мере насладиться теми муками, которые, он видел, испытывал Элдин. Элдин отдал бы всё на свете, чтобы не видеть этого ненавистного лица, не слышать этого сладкого голоса, этого смеха.
– О, как я жалею, что не присутствовал при твоей пытке, я бы заставил тебя заговорить. Я бы заставил тебя унижаться передо мной. Я бы заставил тебя рыдать и просить о пощаде. Но, как жаль, что сегодня ты не в моей власти. Я бы ещё бы всласть поглумился над тобой, но не могу. Время уходит. Палач уже ждёт. Отправляйся и помни, НИКТО тебе не поможет.
И он отошёл от ограждения эшафота.
Элдина повели дальше. Когда он зашёл на эшафот и медленно двинулся по деревянному настилу помоста, чей-то ребёнок заплакал в толпе, а какая-то женщина закричала:
– Не убивайте его! Он ещё так молод!
Элдин с благодарностью посмотрел вниз на толпу.
– Молчи, женщина! – прикрикнул на неё кто-то из офицеров.
– Не вмешивайся не в своё