ьницей жаркого спора двух вполне уважаемых друзей о свободе воли. Они были немного навеселе. Алкоголь раскрепощает человека, лишает осторожности и делает разговорчивым. Чем больше спорщики пили, тем глобальнее начинали мыслить. Я невольно прислушалась. Уж очень интересно мыслили мужики.
Для начала они с легкостью решили все мировые проблемы. Расставили политиков по ранжиру, а заодно и выставили им оценки. «Восстановили» промышленность и по новой приватизировали все, что осталось от предыдущего раздела собственности. Прошлись по СМИ. Подложили свинью под мировую закулису в виде украинского вето на все, что не сало. Примерили шапку Мономаха и отвергли ее, как неудобный пережиток. Уволили всех начальников, а кое-кого отправили изучать флору и фауну в места за перекрестком цивилизации. Не забыли посадить правительство на хлеб-воду и велосипеды. Немного посовещались и решили вернуть сначала Крым, затем Байконур, а напоследок и Арал, но, вспомнив, что озеро давно высохло, потеряли к нему всякий интерес. Потом как ни старались, но не могли договориться о том, какую кару карскую придумать для америкосов, и решили отложить это важное решение на потом, когда разрешится главная проблема.
Проблема баб в жизни настоящих мужчин.
И, если по предыдущим пунктам для консенсуса приходилось неоднократно прикладываться к «змею», то главная проблема была реперной точкой и таким болевым шоком, что обошлось без дополнительного «обогрева». А что? Это был тот аспект жизни, где спорщики сходились мнениями. Женское предназначение настолько сильно их волновало, что даже не требовало полемики. Судя по виду, эти офисные работники были вполне себе прогрессивными трудягами интеллектуальной нивы. Но в отстаивании истинного смысла женского существования они оказались замшелыми домостроевцами.
Место бабы у очага! И все тут! Была бы воля (вариант "материальные возможности" был отметен, как не отвечающий злобе дня), вообще за решетку лучше посадить, чтобы лишить соблазнов вмешиваться в настоящую жизнь с большой буквы Ж. А еще: чтобы не мешала, не перечила, подносила, верила, боялась… И вообще, чтоб мясо было каждый день и сколько хочется! "Как проснусь – так сразу рядом тарелка с большим куском мяса без всякого там гарнира!"
Пока мужики распаляли собственное воображение и "плавали" в планах на будущее, я пыталась сосредоточиться на своем. И вдруг внезапно поняла, что мне мешает… день. Шумный, полный ненужных контактов, разговоров, встреч, проблем, чужой необязательности и собственной беспомощности. Вспомнилась юность, когда я воспринимала жизнь совершено безотносительно людям, которые меня окружали.
Все дело в точке отсчета. Для кого-то жизнь начиналась в тот момент, когда он просыпался, чтобы куда-то идти. А я ждала ночи, что в ней остаться.
Прошло много лет. Поиск гармонии – между днем и ночью – до сих пор дается мне с трудом. Правда, я не теряю надежду и, по-прежнему, ищу в дневном существовании ночное ощущение свободной воли.
Свобода воля, чтоб ее…
Ведь в этой жизни смутной,
Которой я живу,
Ты только сон минутный,
А после, наяву -
Не счастье, не страданье,
Не сила, не вина,
А только ожиданье
Томительного сна.
Д. Самойлов.
СОН
Я бегу по ромашковому полю к озеру. Его не видно, но я знаю, что оно – за высоким пригорком. Бег мой легкий, дыханье спокойное. Не ощущаю никаких усилий. Бегу, словно лечу – свободно и задорно. Поле заканчивается, и открывается потрясающая перспектива спокойного бесконечно-голубого зеркала. Хочется броситься с разбега в прохладную чистую воду. Мыль об одежде и обуви бьется где-то в районе левого виска, но я на нее стараюсь не обращать внимания.
Внезапно замечаю огромный валун на берегу. Вернее, не сам валун, а сидящего на нем старика. Изменить траекторию бега уже не могу – инерция движения сильнее меня. Старик просто ловит меня в полете.
– Здесь самое глубокое место для ныряния.
– Спасибо, но я не умею нырять.
– Значит, я правильно сделал, что остановил.
Отстраняюсь. Старик отпускает меня. Он потрясающе красив. И не старик вовсе – ему лет 40-45 – самый любимый мужской возраст. Просто невероятно, как он похож на мой идеал мужчины в юности, – высокий, седой, голубоглазый. Помогает мне сесть на камень.
– Это великий камень. Посиди на нем, подумай о том, как хочешь прожить вторую половину жизни.
– Я и без сидения знаю – безболезненно.
– В смысле – без проблем?
– Нет. Без боли. Буквально и просто – без боли.
– Могу предложить нечто большее.
Вода тихо плещется о берег. Камешки блестят от брызг. Озеро, как магнит, манит своей глубиной и спокойствием.
– Не хочешь узнать?
– Догадываюсь.
Если передо мной – идеал юности, что он может предложить? Или вечную молодость или бессмертие. Молодость